Великая армия Наполеона в Бородинском сражении - стр. 78
Подведем итоги. В основе русского представления о Бородине лежит конструкция, имеющая, главным образом, два источника. Во-первых, это память о космологическом, национально-непреходящем для русского человека историческом событии. Во-вторых, историографическая традиция, имеющая своим началом стремление главнокомандующего Кутузова и полковника Толя представить свои действия и действия вверенных им войск в день Бородина в наиболее благоприятном свете. Эти два обстоятельства обусловили особую склонность русских историков к необъективному и недостоверному изображению противника в Бородинском сражении. Солдаты, офицеры, генералы Великой армии и сам Наполеон нередко представали в виде абстрактных единиц, лишенных живых человеческих черт. Более того, всякий раз, когда происходила известная самоизоляция России, а государственная политика обретала антизападническую направленность, образы наполеоновских солдат приобретали ходульно-мифологические черты, воплощавшие некое вечное зло. В этой связи можно было бы предложить иной принцип периодизации отечественной историографии Бородина и всей войны 1812 г., беря за основу не смену «дворянского», «буржуазного», «советского» и «постсоветского» этапов, а смену общеполитического и общекультурного курса государственных структур по отношению к Западу.
Крайне любопытной представляется зависимость коллективной русской исторической памяти о Бородине от характера общей политики государства, которое санкционирует тот или иной вариант «памяти о прошлом». На основе представленного материала можем высказать предварительное суждение об относительной легкости, с которой государству при необходимости удается усиливать и раздувать псевдопатриотический и исторически недостоверный образ противника русских в их национальной памяти. Таким образом, проблема соединения научного реализма с выявлением «духа» сражавшихся армий до сих пор сохраняет свою абсолютную актуальность для российской науки в исследовании Отечественной войны 1812 г.
1.4. Британская и американская историография
Британская и американская историография демонстрируют пласт исторической памяти тех народов о Бородине, которые в сражении не участвовали. Эти народы предлагают своего рода взгляд со стороны на историю сражавшихся под Бородином армий. Насколько «объективна» их картина прошлого?
1.4.1. Британская историография
В отличие от русских, французов, немцев, поляков, итальянцев, и даже испанцев и хорватов, британцы в битве участия не принимали. На Бородинском поле в сентябре 1812 г., по всей видимости, оказался только один английский солдат – драгун, прибывший в Россию вместе с генералом Р. Т. Вильсоном, британским комиссаром при Главной квартире русской армии, и «откомандированный» последним к русскому генералу М. С. Воронцову. Поэтому логично предположить, что вполне естественная заинтересованность британцев в победе русской стороны тогда, в 1812 г., должна была бы в дальнейшем смениться более трезвой и взвешенной оценкой исторического факта прошлого, что, в свою очередь, помогло бы увидеть внутренний смысл и «механику» самого события.
В эпоху 1812 г. англичане, безусловно, были жизненно заинтересованы в гибельном для Наполеона исходе русской кампании. Генерал Вильсон, который день 7 сентября провел в Петербурге, обедая у вдовствующей императрицы в обществе русского императора и «августейшей фамилии», 12-го стал свидетелем того, как Александр I получил донесение главнокомандующего М. И. Кутузова «о поражении Бонапарта в генеральном сражении». «Сие вызвало общий восторг, – записал он в дневнике. – Тут же были объявлены императорские награды»