Ведьмино зеркальце - стр. 24

– Ох, батюшка лесной, хозяин чащи, ты не дай сгинуть, отвади волков голодных от меня.

Голос Миры не громче снега падающего был: и так едва живая была она от усталости и слабости болезненной, а от ужаса и вовсе рассудка почти лишилась. Шептала тихо губами онемевшими, Лешего все умаслить пыталась. Хотела поклясться ему служить верно, коль выведет он ее к людям, да забоялась. Что, если Леший клятву ее примет да лешихой своей сделает? А такой судьбы Мира пуще смерти боялась.

Солнце давно перестало в чащу попадать, не пробивались лучи его сквозь купол плотный, темно в лесу совсем сделалось, и показалось Мире, что холод оттого еще злее стал. Где-то в чаще волки взвыли – тягуче, протяжно и жалобно – так, словно плакали о судьбе чьей-то несчастной да о жизни загубленной. Мирослава подумала, что о ней так плакать никто не станет – всем только легче будет, коль сгинет она насовсем. Так может, тогда и сопротивляться тому не стоит? Не знала она, сколько ноги ее еще нести смогут, силы таяли, а глаза закрывались от усталости против воли.

К вою волчьему хохот недобрый добавился. Знала Мира, это Леший веселится, и не понимала, радоваться ей, что пока ей разум не туманит хозяин лесной, аль печалиться, что все никак не погубит он ее. Сама никак не решалась она сесть помирать под сосну, но и идти больше не могла. Отказались ноги ее нести, подогнулись, заставляя Миру в снег рухнуть. Ладони холодом обожгло, только изо рта стон невольно вырвался – значит, кончился путь ее, тут ей и придется остаться.

Хохотнуло коротко где-то совсем рядом с Мирославой, да только ей уже все равно было. Понимала Мира, что с места не сдвинется, даже если волки, что выли так жалобно, придут ее зубами рвать. Значит, это и есть судьба ее.