Ведьмино зеркальце - стр. 19
Протянула она к нему руки тонкие, улыбнулась несмело. Неспокойно на душе у Миры было, а все равно она брата рада была видеть, хоть и знала: не тоска по дому его воротиться вынудила.
– Что ж ты, Мирослава, совсем исхудала. Щеки впали, а руки словно веточки тонкие.
Печальным брат ее выглядел, отчего у Мирославы сердце сжалось и заныло. Догадалась она, что дошли до него слухи деревенские, а может, и вовсе из-за них он воротился. Не оставил бы отца Святослав без причины веской да нужды сильной. Не хотела Мирослава вокруг да около ходить. Силы у нее болезнь все высосала, а без сил как беседы долгие вести?
– Отчего ты, братец мой, домой воротился так рано? И почему батюшки с тобой нет?
Вздохнул Святослав горестно. Оглянулся по сторонам, словно ответ отыскать там хотел, да снова на Миру поглядел. Дурно ей сделалось от взгляда его тяжелого. Предчувствовала она беду близкую, что за братом в терем незаметно пробралась. Дыхание ее холодное волосы на руках Мирославы шевелило и сердце тисками ледяными сжимало. Поднялась на локтях она и лицо в ладонях спрятала. Не было мочи терпеть взгляд брата тяжелый. Недолго думал Святослав – сел подле Мирославы, ладонь ее в руках своих грубых сжал и заговорил торопливо:
– Письмо отец получил, Мира. Такое письмо, что, как прочел его, гонца на месте едва не прибил. Я уж думал, случилось что дома, за тебя до смерти перепугался. Отца спросил, а он на меня с кулаками бросился. Насилу уняли его. Всегда отец гневлив был, но чтобы так!
Задохнулась Мирослава, вырвала ладонь из рук Святослава да к стене холодной прижалась.
– Ты знаешь, что в письме том было?
Голос Мирославы не громче шелеста веток ивовых сделался. Понимала она, отчего отец на сына родного кинуться мог, но поведал ли батюшка о том Святославу?
– Письмо отец сжег, да только все равно на словах объяснил мне. Неужто правда это, Мира? Что за ленты яркие да платок расшитый ты… да с Горыном?
Не договорил Святослав, словно слова в горле застряли и протолкнуться наружу не могли. Челюсти плотно сжал он да взгляд от Миры отвел. А оттого еще больнее сделалось ей – ежели брат родной наговорам гнусным верит, больше и надежды ни на кого не остается у Миры. Щеки ее вспыхнули, да только смущаться поздно было. Не просто так отец велел Святославу домой ехать.
– Ты домой зачем воротился? Что отец велел передать мне?
Не ответил ей Святослав, только сел поближе да ладонь ее снова в руках своих стиснул. Совсем на сердце у Мирославы неспокойно сделалось. Святослав не из робкого десятка был, за словом в карман не лез никогда, а тут…
Вздохнула Мирослава горестно, брата утешать принялась:
– Братик, милый, ты не волнуйся. Я любое наказание приму, какое бы батюшка наш ни придумал. Ты только не томи больше, нет мочи терпеть, ожидание куда хуже наказания самого́…
– Ты мне, Мира, для начала скажи, правда в том письме али нет. А потом про наказание речь вести будем.
Мирослава вздрогнула от перемены резкой, что с братом сделалась, да в глаза его родные вгляделась.
– Сам-то ты веришь наговорам этим, Святик?
– Во что бы я ни верил, правда – она одна. И я хочу ее от тебя услышать.
Так холоден голос Святослава сделался, что казалось, режет он больнее листьев осоки. У Миры аж дыхание перехватило да в груди потяжелело. Худо ей сделалось от воспоминаний о руках Горыновых под рубахой, да все равно поведать правду брату надобно было.