В тени веков. Погребённые тайны. Том II - стр. 80
«Треклятый Ангер, гори он в огне! Прочь отсюда, прочь от этих глупцов, они мне не нужны. Я есть сердце всего, я важен, они – нет, – безумные мысли метались в отяжелевшей голове Мелона. Ему хотелось рвать себя на части. – Ничтожества, жалкие твари! Скоро все измениться, и никто ничего не узнает».
Ноги несли Флаина подальше от жилых домов, а после – и вовсе от города. Он прижимал к груди драгоценные заметки, которые ему дала Кефия, и которые он самолично делал. То, что хранилось в дневнике, он сумел отыскать в старых запасниках городского совета, куда проник хитростью. Кое-кто из тамошних умников очень уж любил выпить, и не отказался от пары-тройки бутылок пасленового нектара, который на Кордее почти везде находился по запретом. В обмен на них-то Флаину и позволили попасть туда, куда любому, кроме старейшин и приближенных к наместнику, ход был закрыт. А о том, чтобы покопаться в секретных и не самых безопасных письменах или же вовсе прикарманить что-то из них, и вовсе речи не шло. Но янтарноглазый потомок Мелонов сумел провернуть и то, и другое, правильно рассчитав на чужую слабость. Уговорить на сделку давно немолодого смотрителя не составило труда, и каждый получил свое. Часть из того, что нашел Флаин, было возвращено на место, а часть – самое важное – было сожжено. Он хотел единолично владеть теми знаниями, которые скрывались от большинства непосвященных. Старейшины считали, что кроме бед, в неумелых руках и на гнилых языках они ничего не могли принести. Многое, конечно, давно уже утратило прежнюю важность, но привычка все собирать и оберегать заставляла старейшин и искушенных причастных к сакральному усердно хранить даже ничего не значащие записи.
Вокруг царила тишина и темнота, и лишь вдалеке, позади, мрак размывали огни Ангера. Глаза едва различали дорогу и пришлось разжечь небольшой огонь. Неся перед собой небольшой горящий светоч, Флаин жадно блуждал глазами по сторонам и всматривался вперед. Он хотел вновь прийти в Башню Красного Песка, давно брошенную и разоренную, но позже, в день зимнего солнцестояния, когда будет полностью готов. Лучшего места, чем остатки прошлого, которое превратилось в прах и пепел, погруженного в вечное одиночество, мрак и безмолвие, и куда никто не приходил, просто не сыскать. Но теперь многое изменилось, и нужно было торопиться, и плевать на всё и всех. Невыносимость оставаться в клетке и быть ничтожеством, рожденным невесть кем в собственных глазах и ставшим просто очередным несчастным, кто просто однажды потухнет и рассыпется в прах, давила и пожирала. Ведь он не был одним из них и не собирался влачить бессмысленное существование, и уж тем более не думал мириться с отпущенным Высшими временем. Ему его было слишком мало. Полуразрушенную Башню показала Кефия, но не неспроста, предсказав, что в ней-то Флаин и возьмет то, что ему причитается.