В тени веков. Погребённые тайны. Том II - стр. 77
– Верно. И ничто не вечно, да? – в устах мастера странное утверждение прозвучало, как насмешка над жизнью и смертью одновременно. На мгновение показалось, что он давно видит гостя насквозь. – Значит, мы уже не встретимся, что, может, и к лучшему. На прощанье позволь кое-что отдать, без чего все усилия будут никчемными и пустыми.
Сопровождающий скинул материю и глазам предстал тот самый ларец, что стоял на алтарнике в секретной комнате. Глава братства открыл крышку, демонстрируя лежащее внутри среди каменных шероховатых галтовок и залитое темным маслом сердце. Оно выглядело таким, словно его только что вытащили из груди.
– Мы получили все, что хотели, твоя плоть нам ни к чему. У нас был иной интерес, и мы удовлетворили его сполна.
– И вы не побоялись принести его сюда?
– Такие ларцы обычны для цитадели, в них держат все, что нужно для целительства или же иных нужд. Разве можно подумать, что в нем находится совсем не то?
– Но все же вы прикрыли шкатулку.
– Осторожность не бывает лишней, – отозвался помощник, захлопывая крышку и передавая ларь Флаину.
– Помни, – мастер сделал шаг вперед и чуть наклонился к искателю, – оно все еще часть тебя. Храни его так же, как и раньше.
Флаин уже и не помнил, с какого именно момента его перестали заботить люди, их жалкие страсти и стремления, волновать никчемные жизни. Но знал точно, что это случилось до того, как отрекся от семьи, от рода, и покорился неуемному желанию продлить себе жизнь настолько, насколько представлялось возможным. Однако то был лишь промежуток, краткая остановка на пути к настоящему бессмертию. Для кого-то столь дерзкие помысли звучали дико и глупо, но не для искателя, считавшего себя единственным заслуживающим жить вечно, пользоваться всеми благами, черпать и подчинять себе любую силу, что имелась на свете. Другие же, по разумению вер-сигельта, были просто недостойны…
В небольшом, но уютном доме, таком же, как и десятки других в Ангере, пахло свежим хлебом и горячим молоком. В очаге ровно и сонно горел огонь, в котелке же на выступе тихонько булькала картофельная похлебка, а на каменной полке сверху подсыхали пряные травы. В деревянном кресле-качалке, полная задумчивости, сидела молодая женщина и печальными глазами всматривалась в раскрытую маленькую книжицу. Одной рукой она аккуратно перелистывала страницы, а другую то и дело подносила то ко лбу, то к губам, нервно перебирая пальцами и растирая кожу. В жилище было тепло, даже очень, но несмотря на это, тело то и дело охватывал неприятный холод, который шел изнутри. Он то накатывал, то ослабевал, но не отпускал до конца. Хозяйка продолжала неотрывно вчитываться в записи, хмурясь и беспокойно пересматривать уже «изученные» листы. Она ровным счетом ничего не понимала, хоть заметки местами и были облачены в доступный ей язык А мрачные и тревожные догадки тем временем уже успели зародиться. Но верить в них женщина не хотела. Просто не могла. Иначе все, что она знала раньше, чем жила, просто в одночасье рухнуло бы. На мгновение закрыв ярко-голубые глаза, она вновь принялась перечитывать дневник, в глубине души надеясь, что ошиблась и все придумала. Однако прежние странные находки в виде неизвестных фигурок и листы с обрывочными пометками не позволяли убежать от недобрых мыслей.