В стальных грозах - стр. 31

Пережив весь этот ужас, мы в блиндаже Сиверса выпили несколько бутылок красного вина, от которых я неожиданно так осмелел, что, невзирая на яркий лунный свет, пошел к своему блиндажу, не прячась. Скоро я потерял направление, угодил в громадную воронку и услышал, что поблизости, в английском окопе, противник занимается какими-то работами. Нарушив эту идиллию двумя ручными гранатами, я поспешно вернулся в наш окоп, умудрившись поранить руку о шип одного из наших распрекрасных капканов. Состояли они из четырех заостренных металлических шипов, расположенных так, что один непременно торчал вертикально вверх. Мы устанавливали их на подходах к своим позициям.

Вообще в те дни перед заграждениями наблюдалась оживленная деятельность, которая порой оборачивалась кровавым черным юмором. Так, одного из наших патрульных подстрелили свои же, потому что он был заикой и мог недостаточно быстро произнести пароль. В другой раз солдат, до полуночи бражничавший на кухне в Монши, перелез через заграждение и открыл огонь по своим. Когда он опустошил всю обойму, его затащили на позицию и хорошенько отколотили.

В середине апреля 1916 года меня направили в Круазиль, городок в тылу дивизии, на учебные курсы, которыми руководил командир нашей дивизии генерал-майор Зонтаг. Там проводили практические и теоретические занятия по ряду военных дисциплин. Особенно увлекательны были выездные тактические занятия под руководством майора фон Яроцкого, маленького, полноватого штаб-офицера, который порой относился к службе с чрезмерной горячностью. Мы называли его «самовзводом». Частые ознакомительные поездки по тыловым организациям, размещенным большей частью в земляных сооружениях, дали нам – привыкшим свысока смотреть на происходящее позади линии окопов – возможность получить представление о гигантской работе, которая совершается в тылу воюющей армии. Мы посетили скотобойню, продовольственный склад, ремонтную мастерскую в Буайеле, лесопилку и саперный парк в лесу под Бурлоном, молочное хозяйство, свиноферму, завод по утилизации павших животных в Энши, авиационный парк и пекарню в Кеане. А по воскресеньям ездили в близлежащие города Камбре, Дуэ и Валансьен, «чтобы не забыть, как выглядят женщины в шляпках».

С моей стороны было бы нечестно в этой книге, буквально пропитанной кровью, умолчать о приключении, в котором я сыграл весьма комичную роль. Зимой, когда наш батальон гостил у «кеанского короля», мне, молодому офицеру, довелось в первый раз проверять караулы. На выезде из города я заплутал и, чтобы разузнать дорогу к маленькому посту на железнодорожной станции, зашел в стоявший на отшибе домик. Единственным тамошним обитателем оказалась семнадцатилетняя девушка по имени Жанна, отец ее недавно умер, и Жанна осталась на хозяйстве одна. Ответив на мой вопрос, она рассмеялась и сказала: Vous êtes bien jeune, je voudrais avoir votre devenir[10]. Это было сказано таким воинственным тоном, что я тотчас окрестил ее Жанной д’Арк, а потом, уже на позициях, иногда вспоминал о том домике на отшибе.

Однажды вечером в Круазиле мне вдруг захотелось съездить туда. Я приказал оседлать лошадь и скоро оставил городок позади. Стоял майский вечер, словно созданный для верховой прогулки. Клевер тяжелыми темно-красными подушками устилал окаймленные боярышником луга, а перед въездами в деревни горели в сумерках огромными канделябрами цветущие каштаны. Я проехал через Бюлькур и Эку, не догадываясь, что через два года, участвуя в наступлении, пройду здесь по совершенно иному ландшафту, через зловещие развалины деревень, сейчас мирно раскинувшихся среди прудов и холмов. На станции, охрану которой я тогда проверял, гражданские еще выгружали газовые баллоны. Я поздоровался и некоторое время смотрел на разгрузку. Вскоре я увидел домик с красно-коричневой, испещренной пятнами мха крышей и постучался в уже закрытые ставни.