В гостях у турок. Под южными небесами - стр. 59
– Это-то театр «Зора» и есть? – спросил Николай Иванович, балансируя по доске.
– Для простого народа, ваше превосходительство. Самый простой театр.
По доскам все трое следовали гуськом. Глафира Семеновна, видя убожество театра, обернулась к мужу и спросила:
– Послушай, Николай, не вернутся ли уж нам назад? Что-то и на театр не похоже. Не то землянка какая-то, не то изба, вросшая в землю. Окна-то ведь совсем на земле.
– Иди, иди. Все-таки посмотрим, что за театр и какое такое представление, а не понравится – уйдем, – отвечал Николай Иванович.
Глафира Семеновна двинулась опять вперед.
Но вот и дощатые, как у сарая, широко распахнутые двери театра, освещенные фонарем с маленькой керосиновой лампочкой. Глафира Семеновна подошла к дверям и попятилась. Оказалось, что надо спускаться ступеней пять-шесть вниз.
– Нет-нет, я не пойду туда… Это подвал какой-то, – проговорила она.
– Подвал и то. Что же это у вас театр-то в склепе? – спросил Николай Иванович проводника, опередив жену и тоже заглянув вниз.
– Простой болгарский театр, – отвечал проводник. – Но только, кажется, я ошибся. Сегодня представления нет.
Из подвала доносилось несколько мужских голосов. По тону слышно было, что голоса переругивались. Проводник побежал вниз, тотчас же вернулся и объявил супругам, что спектакль сегодня отменили.
– Как отменили? Зачем же ты, братушка, вел нас сюда?.. – удивленно сказал Николай Иванович проводнику.
– Афиша… Объявление… – развел тот руками и, вынув из кармана зеленую афишу, при свете фонаря ткнул в помеченное на ней число.
– Ну а отчего же отменили?
– Левов мало собрали.
– Да оно и лучше. Все равно я в такой склеп не пошла бы, – заявила Глафира Семеновна.
– Но все-таки мне хочется посмотреть внутренность здешнего театра, – проговорил Николай Иванович. – Глаша, ты подожди здесь, а я спущусь вниз, – обратился он к жене.
– Нет-нет, я боюсь одна оставаться.
– Да с тобой наш «Метрополь» останется. Он тебя не даст в обиду.
И Николай Иванович спустился вниз. Внизу его обдало теплым, но сырым воздухом. Он очутился в дощатом некрашеном и даже из невыструганных досок коридоре. В нем была будка с надписью «Касса». Двое подростков в овчинных шапках при свете мигающей на стене лампочки вязали в узел какое-то пестрое тряпье с позументами – очевидно, костюмы. Подскочил солдат в шинели и в фуражке и закатил одному из подростков за что-то затрещину. Тот заревел и принялся ругаться.
В отворенную из коридора дверь Николай Иванович вошел в зало театра… Пришлось спуститься еще три ступени вниз. Это был просто большой сарай с узенькими дощатыми некрашеными скамейками перед видневшейся в глубине приподнятой сценой. В первом ряду, впрочем, стояли стулья. На сцене занавес был поднят, и при свете лампочки можно было видеть двух солдат, бродивших по ней. Декораций никаких, но зато сцена была обставлена елками.
«Ну театр!» – подумал Николай Иванович, покачав головой, и вернулся обратно в коридор.
– Когда же у вас теперь будет спектакль? – спросил он все еще плачущего подростка, стоявшего около узла.
– В неделю[80], господине, в неделю, – отвечал тот.
Николай Иванович поднялся во двор.
– Ну что? – встретила его жена.
– Ужас что за помещение! Даже наши дачные актеры-любители, пожалуй, не стали бы играть в таком помещении, а уж те на что неразборчивы. Братушка, да неужели у вас в Софии нет какого-нибудь получше помещения, где даются спектакли? – отнесся Николай Иванович к проводнику.