В гостях у турок. Под южными небесами - стр. 57
– Осмелюсь обеспокоить ваше превосходительство еще одним вопросом. Ведь, в сущности, мне интересен ваш взгляд на нашу политику, – остановил было Николая Ивановича коротенький человек, но тот махнул рукой и сказал:
– Извините, больше не могу… Не могу-с… Когда-нибудь в другой раз…
И стал уходить из ресторана.
– Ну что, Глаша? Каково? Видала? Неужели это, по-твоему, второй дурак? – обратился он к жене, когда в швейцарской стал надевать пальто. – Нет, матушка, во всей моей фигуре положительно есть что-то генеральское, административное… Вот тебе, милый, на чай… – подал он швейцару лев, и когда тот, в восторге от щедрой подачки, со всех ног бросился отворять дверь, величая его «экселенц», он гордо сказал жене: – Глафира Семеновна! Слышали? Как вы должны радоваться, что у вас такой муж!
– Есть еще что-нибудь у вас смотреть? – спросил Николай Иванович своего проводника – молодца в фуражке с надписью «Метрополь», который подсадил его в фаэтон и остановился в вопросительной позе.
– Все осмотрели, господине ваше превосходительство, – отвечал тот, приложившись по-военному под козырек.
– Врешь. Мы еще не видали у вас ни одного такого места, где производились над вами, болгарами, турецкие зверства.
– Турецкие зверства? – спросил проводник, недоумевая.
– Да-да, турецкие зверства. Те турецкие зверства, про которые писали в газетах. Я помню… Ведь из-за них-то и начали вас освобождать, – разъяснил Николай Иванович. – Где эти места?
– Не знаю, господине, – покачал головой проводник.
– Ну, значит, самого главного-то вы и не знаете. Тогда домой везите нас, в гостиницу…
Фаэтон помчался.
– Досадно, что я не расспросил про эти места давешнего газетного корреспондента, – говорил Николай Иванович жене. – Тот наверное знает про эти места.
– Выдумываешь ты что-то, – проговорила Глафира Семеновна. – Про какие такие зверства выдумал!
– Как выдумываю! Ты ничего этого не помнишь, потому что во время турецкой войны была еще девчонкой и под стол пешком бегала, а я уж был саврасик лет под двадцать и хорошо помню про эти турецкие зверства. Тогда только и дела, что писали в газетах, что там-то отняли турки у болгарина жену и продали в гарем, там-то похитили двух девиц у женихов, а женихам, которые их защищали, отрезали уши. Писали, что башибузуки торгуют болгарскими бабами, как овцами, на рынках, – вот я и хотел посмотреть этот рынок.
– Да ведь это было так давно, – возразила жена.
– Понятное дело, что давно, но ведь место-то торговли женским полом все-таки осталось – вот я и хотел его посмотреть.
– Брось. Лучше поедем в кафешантан какой-нибудь.
– Рано, мать моя! Прежде проедем домой, рассчитаемся с извозчиком, напьемся чаю, отдохнем, а потом и отправимся разыскивать какое-нибудь представление.
Фаэтон остановился около гостиницы. Из подъезда выскочили вынимать супругов из фаэтона швейцар, две бараньи шапки, коридорный и «слугиня» в расписном ситцевом платке на голове.
– Чаю и чаю! Скорей чаю! – командовал Николай Иванович, поднимаясь по лестнице в сопровождении прислуги. – А ты, метрополь, рассчитайся с возницей.
И Николай Иванович подал проводнику две серебряные монеты по пяти левов.
Войдя к себе в номер, он нашел на столе три визитные карточки корреспондентов газет. Тут был и «Свободный глас», и «Свободное слово», и «Свободная речь». Николай Иванович торжествовал.