Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - стр. 39

Дибич просил у царя позволения «решительным образом воспользоваться настроением болгар» после перехода русской армии через Балканы. Поскольку Николай I, объявляя войну, публично отмежевался от каких-либо территориальных приращений или изменений во внутренней организации Османской империи, главнокомандующий предлагал заблаговременно определить место для поселения тех десятков тысяч болгарских семей, которым придется покинуть Европейскую Турцию после вывода русских войск. По мнению Дибича, наилучшими с этой точки зрения местами были земли в Екатеринославской и Таврической губерниях, а также территория между нижним Дунаем и Траяновым валом220. Царь предвидел сложности в обеспечении полуавтономного положения для этих земель, однако принял остальные предложения Дибича, что в итоге привело к переселению около 50 000 болгар в Бессарабию и Новороссию221.

Поражение армии великого визиря под Кулевчей в конце мая 1829 года и взятие Силистрии в середине июня предоставили Дибичу возможность собрать основные силы для перехода через Балканы в следующем месяце (см. ил. 3). Отношения между местным населением Румелии и вступившей в нее русской армией существенно отличались от тех, что имели место год назад между русскими войсками и жителями Дунайской Болгарии. Пересекший Балканы вслед за основными силами А. O. Дюгамель наблюдал, как мусульманское и христианское население «спокойно, как в самое мирное время занималось полевыми работами». Такое мирное и спокойное настроение было, по мнению Дюгамеля, следствием «исключительной дисциплины русских войск». Османы явно не ожидали, что русские смогут перейти Балканы, представлявшиеся им непреодолимыми. В результате османские власти не успели или не смогли принять меры по эвакуации населения, как это было в Дунайской Болгарии. В то же время Дюгамель находил, что такие меры было бы трудно осуществить в Румелии, где «все население и нравы были исключительно миролюбивы» и где оно «с полнейшим равнодушием взирало на все события: ему было безразлично кто выйдет победителем из войны, которая потрясала основы Оттоманской империи»222.

Несмотря на то что оценка Дюгамелем различия между кампаниями 1828 и 1829 годов носила несколько импрессионистический характер, она была недалека от истины. Дибич приложил немало усилий, чтобы наладить отношения между армией и местным населением. Его начальник штаба Толь дал соответствующие указания дивизионным и полковым командирам. Так, полковник М. А. Тиман Санкт-Петербургского уланского полка получил приказ «обласкать сколько возможно» жителей деревни Фундукли, которую он должен был занять и «уверить их в совершенном покровительстве Российского правительства с тем, чтобы они остались на местах и занимались работами домашними и не разбойничали». Толь напоминал Тиману, что казаки, назначаемые им для занятия селения, «не должны ни под каким видом причинять никому из обывателей нисколько вреда и обид… ибо сим одним только средством можно привлечь их оставаться спокойно на своих местах»223. Подобные же инструкции получил и генерал-майор К. Л. Монтрезор, который с двумя кавалерийскими полками должен был занять Русокастро. Монтрезору предписывалось привлечь жителей на сторону России, убеждая их, что «мирные и безоружные поселяне отнюдь не принимаются нами за врага и что Высшее начальство готово напротив оказать им всякое покровительство лишь бы они продолжали спокойно свои земледельческие и торговые занятия»