Трудная дорога к морю - стр. 6

Но к следующему привалу ушлый зверек, и внешне и по характеру больше похожий на помесь лисицы с обезьяной, уже крутился рядом, суетился в нескольких метрах от Артема и обнюхивал воздух.

Пустота постепенно отступала, и душа заполнялась раздражением и злостью. Он вернулся к почти прежнему состоянию сосредоточенности и внутренней твердости. Однако, боль не исчезла, да еще и обогатилась резями в горле, которые слабели только от специального спрея и от приливов раздражения.

Теперь у него появилась новая возможность – он научился злиться, выплескивать и психовать конкретно, а не вообще.

Вначале этот новый скилл ему даже понравился – ведь хорошо сказать что-то свое. Он будто вырвал из сердца проволоку, которая сковывала его и даже загнала в лес. Подальше от людей и их ненависти, условностей, их образов, жилищ, городов и дорог.

К Федеральной трассе Артем старался не приближаться ближе, чем на километр. Но и не удалялся от нее, чтобы время от времени пополнять запасы продовольствия и воды.

Отдыхая добрый десяток раз, к завершению дня он прошел около семи километров и, мучимый собственной желчностью, сбросил рюкзак, с досадой пнул его ногой и прекратил свое угрюмое шествие.

Здесь же он разбил лагерь, потому что с этой возвышенности хорошо просматривалась трасса и небольшой торговый поселок-островок, наполненный проезжими людьми.

Развернув палатку так, чтобы, пойди дождь, ему не оказаться на пути водного потока, Артем уселся на выступе и смотрел, как по шоссе снуют крошечные машинки, как они заскакивают на торговый пит-стоп и, утолив нужды, мчатся дальше, ничего о нем не подозревая.

Не ожидая перемен, Артем решил подвести итог: он достал свой блокнот и внес новую, самую короткую запись: «Опустошение».

Когда тетя Тоня совсем состарилась и уже лежала в больнице среди проводов и мониторов, он пришел с нею проститься. Не один, а в составе тех, кто ее еще помнил. Набралось человек семь.

Артем даже не узнал ее – так она постарела, осунулась и иссохла. Но глаза… Эти глаза он узнал бы среди тысяч других, он помнил и любил их всегда.