Трудная дорога к морю - стр. 5
Впрочем, навсегда не исчез.
Стоило Артему зашуршать упаковкой или хрустко разломить прут для костра, енот снова выпрыгивал и старался ухватить что-нибудь из поклажи, действуя с неистовой проворностью и быстротой. Как будто напился какого-нибудь волшебного кофеина без всякой меры и теперь живет в ином времени, а все другие существа кажутся ему медленными и тупыми черепахами.
Погруженный в созерцание своей бездонной пустоты, Артем не обращал внимания на верткие выкрутасы зверька. В конце концов, дождавшись, когда костер потухнет, Артем залил его из бутылки водой, набранной из реки, и влез в палатку.
Здесь он достал свой блокнот, в который вносил собственные открытия, долистал до последней записи «Пусть все это взорвется во мне и выйдет с дымом вон!», подвел ровную черту карандашом и под нею написал: «Взорвалось. Если выплеснуть ненависть, легче не становится. Что-то оторвалось. Мне еще больнее.»
***
Утро было чужим. Да и может ли оно быть своим в мире, где все чужое. Даже в лесу хватало враждебности. И безумствующие всю ночь комары, и позабывшие о всяком благоразумии крикливые птицы, и шумные деревья, и бурлящая быстротечная река, и енот, который разворошил рюкзак напусто, мечтая найти печеньку. Не знал, глупый, что съестное Артем забрал с собой в палатку, и теперь его пытались разграбить кусачие рыжие муравьи.
Артем спустился к речушке, умылся и залпом выпил прихваченную коробку кефира.
Утро медленно пробуждало чувства, разворошенные вчерашним взрывом, и Артему хотелось спрятаться от самого себя. Поэтому он вгляделся в синеватую гору к югу – уйти прочь, вот что хотелось ему сейчас.
Он вернулся к вещам, разбросанным енотом или еще каким фентезийным «духом леса». Тщательно осматривая и вытряхивая каждую вещь, он сложил поклажу со всей подобающей ровностью, распределил в рюкзак в заранее обдуманном порядке. Самой верхней уложил хорошо примятую коробку из-под завтрака. Потом вымел дно палатки щеткой, палатку собрал, упаковал. Пора в путь. В никуда.
Прямого маршрута к морю отсюда не существовало: горная местность не любит прямолинейности и посмеивается над нею. Поэтому, прикинув по спутниковой карте, Артем наметил путь извилистый, но пологий. В конце концов – не на скорость он идет к морю. Да и… Не идет он никуда, а так, стену лбом бодает. Или проломит ее, или лоб расколет, других нет вариантов.
После вчерашнего вопля, от которого до сих пор першило в горле и больно глоталось, обратно, в прошлое, даже если и пойдешь, уже не попадешь.
Артем вздохнул полнее, взглянул на южную гору, на тревожное серое небо, забранное быстрыми клочками туч, и пошел в будущее.
Через час, за который по обычной местности можно пройти километров пять-шесть, он, если верить карте, прошел всего полтора. И то, устал, распарился, как в бане – день выдался душным и по-тропически парким. Сказывалось внутреннее опустошение – оно обесценивало любые его устремления, все делая блеклым, бессмысленным и тупым.
Приходилось часто останавливаться, чтобы перераспределить поклажу, попить воды или отогнать вновь увязавшегося за ним хромого енота.
Артем больше не подкармливал его, пугал, бросал в него камни и комья земли.
Енот отступал в сумрак зарослей и исчезал с таким испуганным видом, что верилось, будто он не вернется.