Тот Дом - стр. 2
Она поправила себя в своих собственных мыслях: пока нет мужа.
В её фантазиях голова извозчика живописно лопнула на ошмётки, примерно как арбуз. Собственно арбуз она и взяла за образец. Что ещё представить женщине, никогда не державшей в руках пистолета?
– То есть по нужному мне адресу вы меня не доставите? – спросила Геся на чистом турецком. Зрелище расправы помогло смириться и с несовершенством мира, и отдельных её представителей. Оно же и заставило не уподобляться. Не то чтобы сделать шаг навстречу мужику, но… ей нужно добраться до нового дома.
Глаза возницы сузились:
– Госпожа знает наш язык? – на турецком он говорит куда охотнее, вместо навязанного русского.
Чего и следовало ожидать.
– Госпожа знает не только этот язык, – Геся намеренно не употребила “ваш” – наш язык здесь русский, как и сам город, с того самого момента, как войска Скобелева сюда вошли2. – Но и градоначальника, как, впрочем, и губернатора.
Остолоп-возница попытался сохранить лицо, но Геся увидела, как спина его выпрямилась, хоть глаза и сузились ещё больше.
Расслабляясь, она вдохнула пропитанный солью воздух.
Долгожданный солёный воздух.
Воздух Босфора, запах Константинополя.
Аромат счастья.
– Македонский переулок, – выплюнул турок, снова вытянув палец. – Коляска не влезет. Только пешком.
Оказывается, не так уж и не знаком ему русский язык.
Геся присмотрелась повнимательнее, поставив руку в шёлковой перчатке козырьком от слепящего солнца. Так и есть: узкий переулок, куда не пройдёт не то что коляска – даже три человека в ряд.
– Просить вас донести чемодан, как я понимаю, бессмысленно?
Извозчик снова сделал вид, что не понимает языка.
Намётанным глазом Геся высмотрела мальчишку, который отирался у дверей низкосортной гостиницы:
– Любезный, не поможете ли с чемоданом? – позвала на турецком и не удержалась, чтобы не отомстить зарвавшемуся ямщику: расплатившись с ним, при нём же, с лёгким сердцем отдала маленькому турку бумажку вдвое большим номиналом.
Барыня может уехать из Москвы, но быть московской барыней от этого она не перестанет.
Малолетний носильщик на радостях зашвырнул за забор недоеденное яблоко, чтобы поудобнее ухватить чемодан.
Как только Геся Кантимир покинула коляску, ведя за собой мальчика, с козел экипажа, дожидающегося пассажиров, спрыгнул молодой, худощавый грек.
– И не стыдно тебе потешаться над такой красивой женщиной, Мустафа? – раскуривая дедовскую вишнёвую трубку, спросил он старого турка.
Мустафа достал свою махорку, неспешно затянулся, дождался, пока продавец каштанов, в эту секунду притихший, пройдёт мимо, и только когда в отдалении раздался крик: “жареные каштаны!”, ответил:
– Она ищет тот дом, – услышав такое, грек закашлялся, – думал, передумает. Я её от пристани добрых полчаса возил по солнцепёку. Ну и упёртая же баба, – Мустафа мелко сплюнул горькую крошку табака, – не дай Аллах кому-то такую жену.
– Знаешь, Мустафа, если твой Аллах и правда тебя слышит, попроси его, чтобы она передумала и не пошла в тот дом…
Стоящий в тупике. В самом конце узенького проулка на пять домов.
Геся посчитала, пока вспоминала неудачливого возницу.
Чувствуешь свою власть над вымотанной чужачкой? Решил потешить своё эго, вспомнив про то, что у тебя в штанах? Только в конечном стоге всё встаёт на свои места при расчётах.