Тот Дом - стр. 15
Перед порогом замедлила шаг: спокойствие, сосредоточенность, стремительность. И снова три “с”. Не это ли хороший знак?
Геся сдержанно кивнула Френсин, жующей с чем-то чёрный хлеб:
– Освободился?
– Я доложу, – подхватилась секретарь, колыхнув свой одуванчик.
– Не стоит, – госпожа Кантимир не оставила ей места для манёвра, просто взялась за латунную ручку, открыла дверь и шагнула в кабинет.
Дверь захлопнулась перед носом у англичанки.
– Моя фамилия Кантимир, – начала она, не дав себе и секунды на заминку.
Хотя замяться и было отчего…
Рыжий медведь и бровью не повёл. Он сидел, развалившись в кожаном хозяйском кресле, читая какой-то листок. Только взгляд карих глаз скользнул поверх бумаги на Гесю. Верхние пуговки рубашки расстёгнуты, демонстрируя покрасневшую от помады мощную шею, развязанный галстук неряшливо болтается, волосы взъерошены.
Геся не позволила себе ни одной эмоции, ей потребовался весь её самоконтроль, чтобы не задержать глаз там – на тонкой полоске чёрного шёлка на светлой мужской коже.
– Вы продали мне дом…
– Сделку не расторгнуть, денег не вернуть, – Вехтенбергский едва скользнул взглядом по Гесе и, не найдя в ней ничего примечательного, вернулся к бумаге.
– В Македонском переулке, – всё же закончила она. – Я не собираюсь ничего расторгать! – голос Геси прозвучал чуть громче желаемого. Она выдохнула, поняла, что проявления манер от этого хлыща не дождётся, села в кресло напротив. – Вы, Илья Альбертович, запросили неприлично много. Я, по неопытности своей, надеясь на честность служителя закона, сумму уплатила. Мой муж и свёкр, к слову сказать, доверили это дело мне, – откровенная ложь и призрак нищеты сдавливают рёбра волнением, но другой попытки у Геси не будет. – Я приехала, и что же я вижу? Откровенную разруху, вместо летней дачи! И как донести об этом мужу, который чин по чину рассчитался по векселю? Или, хуже того – свёкру? Они отправили меня вперёд, подготовить дом, нанять прислугу, только это решительно невозможно. Я с ужасом жду, что сделает мой свёкр с нами, и с вами, когда освободится от дел при дворе и прибудет в Константинополь. А сумма, смею заметить, немалая, уж дом в столице мы бы точно смогли себе позволить.
Геся отчаянно врала. Это когда-то предок её мужа продал Екатерине второй “Чёрную грязь”, ставшую впоследствии “Царицыным”. Это другой, вовсе древний, был господарем Молдавии и Валахии. Сейчас же от них осталась только древняя фамилия, да и дом в Москве, купленный, к слову, на Гесино приданое. Что и оставалось Гесе, так это надеяться, что константинопольский нотариус не интересуется светской жизнью Первопрестольной.
– Сколько?
– Половина!
Он расхохотался, запрокинув голову. Чуть отросшие, густые волосы оказались в луче света и блеснули медью, на подбородке показалась частая рыжеватая щетина.
Геся сцепила в замок ослабевшие руки. Ледяные руки.
– Вы, мадам, не поняли, – отсмеявшись, Илья Альбертович сложил ладони на столе и чуть наклонился корпусом так, что проглядывающаяся мужская грудь оказалась аккурат над столом и его руками. И переменился, словно и не было сейчас дикого хохота, спросил тихо и вкрадчиво, чуть хрипловато: – сколько вы даёте за то, чтобы я отменил сделку и провёл её сызново по меньшей цене?
Она всё ещё пыталась придумать, как не отвлекаться на голую кожу в прорехе рубашки, когда до неё дошёл смысл сказанного. Туше.