Terra nullius. Роман - стр. 5
Больше, чем дом, я хочу только наполнять его изо дня в день содержимым, как долму: вновь обрастать бокалами, панно, тарелками, плакатами, свечами, мебелью, книгами. Пока ничего этого у меня нет – только ежевечерний ритуал по поиску квартиры по заданным ориентирам. Не больше определенной суммы. Есть домашнее животное. Кошка. Мы ждали разрешение на перемещение в безопасную зону, но слышали, что его делают в лучшем случае год, а в худшем и дольше. Пока не нашли квартиру, мы жили в лагере беженцев, который представлял собой несколько контейнерных домов с общими кухнями и туалетами. На семью полагалась только одна комната, маленькая и подозрительно похожая на больничную палату с железными кроватями, узкими шкафами и маленьким холодильником. Уже несколько месяцев я безуспешно рассылала заявки и получала отказы. По-видимому, мы были обречены навечно остаться жителями барака.
Каждое объявление было похоже на предыдущее: голые стены, пол и окна. Редко встречались меблированные варианты. Если это были дома, то я обязательно обращала внимание на дверь. Мне нравились старые двери с заметными ручками. Например, бордовые с почти черной рукояткой или темно-синие с ручкой, похожей на череп. Если это были квартиры, то дольше всего я рассматривала ванные. Вот уже почти год я мечтаю полежать в ванной, предварительно добавив в воду все возможные средства: от соли до пены. Чтобы она была похожа и запахом и формой на цветущий куст гортензий. Отдельный вид удовольствия – кухни. Хотя меня больше интересуют не шкафчики и не размер холодильника, а столы. Я всегда хотела поставить круглый стол без углов, за которым каждый мог бы видеть друг друга. Но пока мечта иметь свои стены и пол казалась недосягаемой, как звезды из глянцевого журнала в десять лет.
Хотя в детстве у меня была только одна звезда – принцесса Диана. С ее взглядом исподлобья, спадающими на лоб короткими прядями золотых волос и состраданием в глазах. Я не знала никого лучше принцессы Уэльской; вот она бежит в растянутом свитере с сыновьями, вот ест гамбургер в парке неподалеку от Букингемского дворца: я так была восхищена ею, что собирала все журналы и газеты с ее изображениями в фиолетовый дневник с замочком, читала все версии ее смерти, включая конспирологические, и собирала всю литературу, которая была ей посвящена. На ее белом, аристократичном, привилегированном лице была печать боли, совсем не характерная, скорее знакомая другим, темная, густая, телесная, подлинная, скрытая, как толстые стебли дубов в густой земляной жиже. Ей полагалось быть беззаботной, богатой, счастливой и беспечной, но вместо этого каждая морщинка на ее фарфоровом лице отдавала солью ночных рыданий от несчастного брака и нелюбви. В день, когда королева людских сердец разбилась в белой машине о тринадцатый столб парижского туннеля, мне исполнилось пять лет. И мне казалось, что нет и не может быть в мире ничего важнее, чем нарастить себе такое же огромное сердце, способное любить всех: чужих и своих, похожих и непохожих, больших и маленьких. Может быть, поэтому я оказалась здесь, чтобы научиться этой любви? Где еще учиться любви, как не в доме контейнерного типа с соседями-беженцами? Здесь каждый дом пахнет разной едой в зависимости от того, кто в нем обитает; перемешиваясь, эти запахи вынужденных переселенцев щекочут ноздри изнутри, я думаю о том, чем пахнет любовь: едой, смертью или тем и другим? Когда Диана умерла, я навсегда запомнила, что умирают все: даже самые хорошие, обладатели больших сердец и хороших зубов, бездомные и владельцы роскошных вил, любители вин и фанаты безалкогольных напитков. Все. Интересно, что происходит с их домами? Кто наследует не имеющим ничего, кроме слов?