Тень ликвидности - стр. 3
– Side-letter? – спросил он.
– Не говори это слово по телефону, – отрезала Алиса. – Просто будь готов.
Она отключилась. Три коротких сигнала, как три точки в конце неоконченного уравнения. Лев положил телефон на стол и посмотрел на ленту. Тишина выглядела прилизанной. Он перевёл взгляд на окно. Где-то внизу, в ночи, машина Алисы резала асфальт. Где-то в другой ночи кто-то вытирал с перил невидимые следы.
Он вернулся к коду. Снял дополнительно «портрет» маршрутизатора с подписью SRN. Выстроил цепочку: входной хаб → анонимный мост → несколько дарк-пулов → встречный поток, который «чудом» совпадает по объёму и времени. Это не чудо. Это работа. Он отметил, что один из анонимных мостов имеет странную манеру отрезать хвосты временных меток – как будто кому-то было важно, чтобы миллисекунды не болтали лишнего. Слишком аккуратно для случайного совпадения.
На бумажном листе он поставил маленькую птицу – графический знак, который привычно рисовал, когда встречал старые тени. Сирин. Это не доказательство. Это память.
В дверь постучали – тихо, дважды, как будто стучались не к нему, а к соседней квартире, но перепутали. Он замер. В два часа ночи стучатся либо те, у кого беда, либо те, кто предпочитает темноту. Лев подошёл на цыпочках, посмотрел в глазок. В коридоре – пусто. Тихая полоска света от лестничной лампы. Он постоял, пока тепло от тела не пропитает металл дверной ручки, и вернулся к столу.
В ленте вспыхнуло уведомление: «Offtape block matched: 00:09:41». Он разжал пальцы. Новая волна? Нет, отголосок. Но в углу – опять это короткое, как щелчок, имя: SRN. Он сделал третий скрин за ночь и понял, что утро будет длинным.
Он подумал о том, что когда-то ушёл из мира, где ты стреляешь из пушки по миллисекундам, потому что каждая попадает кому-то в сердце. Он хотел тишины. Он получил тишину. В ней стало слышно, как слышишь своё дыхание в подвале. И где-то под этим дыханием теперь была чужая, оборванная фраза – женский голос, который не закончил последнюю страницу отчёта.
Он выключил верхний свет. Комната стала похожа на корабельную рубку, где сквозь приборы виден открытый океан. Волна в тёмной воде прокатилась и ушла. Он понимал, что это не последняя. И что он видел её не просто так.
Утро не началось. Оно просто в какой-то момент перестало быть ночью, как график перестаёт быть ростом и становится боковиком. Лев не ложился. Никакого смысла. Кофе стало достаточно, чтобы держать руки точными, голову – холодной. На столе – две записки: «SRN» и «комплаенс». Между ними – пустое место, которое ещё предстоит заполнить фактами.
Он поднял архив по «VitaEnergo» за последние три месяца и прогнал сквозь него свой старый модуль «ухо» – так он называл функцию, которая ищет повторяющиеся, но едва заметные шумы. «Ухо» ловило микросдвиги в поведении спрэда, несинхронность откликов в разных пулах, до- и послесвечные шорохи. Машина фыркнула, как зверёк, довольный найденной тропой, и выдала три кластера, достойных внимания. Первый – неделя назад, поздним вечером, когда Европа уже спала, а Америка смотрела на котят в соцсетях. Второй – вчера днём, но в меньшем масштабе. Третий – ночь, только что, с «семёрками» вместо привычной дрожи.
Он наложил эти кластеры друг на друга. В двух из трёх – одинаковое окно 23:57–00:03. В двух из трёх – едва заметная «лесенка» в размерах лотов, как будто кто-то отучал себя от равных долей. В одном – старый знакомец, «SRN», но замаскированный как «SR-Н» с дефисом и кириллической буквой. Он улыбнулся уголком рта: шрифт – тоже инструмент. Кто-то не хотел, чтобы обычный фильтр по латинице зацепил метку. Детские хитрости. Опасно именно то, что они детские: значит, кто-то уверен, что взрослые всё равно не смотрят.