Темные зеркала прошлого - стр. 3
Ехидное покашливание городового заставило выбросить из головы любимых авторов, и сосредоточено взглянуть на него.
Городовой полистал документ и, постукивая им по ладони левой руки, спросил:
– Почему на станции ночуешь?
– Нельзя что ли? – буркнула я, желая городовым от всего сердца провалиться сквозь землю.
– Отвечай, когда спрашивают.
– Простите, – опустила глаза. – Я Омнибус6 на Москву жду. Первый только через три часа. Паспорт верните, пожалуйста.
Паспорт он вернул, но убраться не спешил, продолжая пялиться. Я положила документ в карман, а городовой вновь спросил:
– И что тебе понадобилось в нашем городе?
– В гости приехала, – напустила на себя несчастный вид.
– В гости? А ночуешь на станции?
– Не ко двору пришлась, вот и ночую. Чего прицепились, делать нечего? – опять не сдержалась.
– Поговори у меня, – посуровел дядька, но тут влез молодой:
– Да ладно тебе…
– Билет на омнибус есть? – не обращая на него внимания, спросил первый.
– Куплю, как только кассы откроют.
– Ну–ну…
Он все–таки развернулся и пошел прочь, молодой чуть задержался и улыбнулся мне. Я скривилась, потом потерла лицо руками, жалея, что меня разбудили в такую рань. Теперь вряд ли усну. Поднялась и, прихватив ридикюль, направилась к аппарату, продававшему взвар7, чай и кофе, выгребая из карманов мелочь. Городовые удалились на почтительное расстояние, но старший в мою сторону поглядывал.
– И чего привязались, – в досаде проворчала под нос.
Посчитав монетки, поняла, что мелочи хватит только на самый дешевый кофе. Выпив кофе, жидкого и дрянного, без вкуса и запаха, побрела в туалет. Умылась холодной водой, вытерла лицо салфеткой, присмотрелась к своему отражению в зеркале. Физиономия совершенно несчастная. Кожа бледная, а под светом вокзальных ламп так и вовсе серой кажется, глазища хоть и зелёные да большие, но мутные и уставшие от недосыпа. Вздохнув, я вернулась в зал. Сунула саквояж под голову и попыталась уснуть, зная, что ничего из этого не выйдет.
Я лежала, разглядывая потолок и выжидая время. Через три часа придется отсюда сматываться, неизвестно, когда у городовых заканчивается смена, а мозолить им глаза ни к чему.
Через полтора часа в зале наметилось движение. Мужики у стены напротив проснулись и побрели на улицу, возле касс выстроилась очередь, народ постепенно прибывал. Я даже решила, что спешить не стоит, пока не заметила, что в зале вновь появились городовые. Торопливо направилась к кассам и пристроилась в хвосте очереди. Старший, проходя мимо, посмотрел внимательно, а я попыталась понять, чем ему так не угодила, но мозги с утра были неповоротливы, и на ум ничего стоящего так и не пришло.
Дождавшись, когда они пройдут мимо, я прошмыгнула к выходу, оказалась на станционной площади, огляделась и, перехватив поудобнее свою поклажу, побрела прочь от станции. Возле ближайшей витрины чуть сбавила шаг, разглядывая свое отражение. Юбка до щиколоток в мелкую клетку, черные чулки, стоптанные ботинки, помятая куртка. Черные пряди, выбившиеся из косы, в беспорядке точащие из–под старенькой шляпки, падали на плечи и выглядели неряшливо. Под глазами круги, кожа бледно–серая, унылое выражение лица тоже не добавляло красоты.
– Мда–а–а–а… красавица, – с усмешкой сказала я, покачала головой и добавила: – Эх… ну и влипла же ты.