Сыграй, для меня! - стр. 23
Рафаэль приподнялся, хотел что-то сказать – просто удержать её, услышать голос, ещё хоть слово, – но не успел. Лена уже шагнула к двери.
– Лена… – произнёс он почти шёпотом, как будто пробуя вкус её имени на языке. Но она не услышала. Или сделала вид, что не услышала.
Он смотрел ей вслед, пока дверь не закрылась за ней мягко и бесшумно. Музыка исчезла. Вместе с ней ушло и то странное чувство, как будто он мог стать другим.
– Тебе понравилось? – нарушил молчание голос дяди. Джулиано подошёл ближе, держа в руках чашку с чаем. Он улыбался, но в глазах читалась проницательность.
Рафаэль не ответил сразу. Он всё ещё смотрел на дверь, за которой исчезла девушка.
– Она… настоящая, – наконец сказал он. – Ни грамма фальши.
– Да, – мягко согласился дядя, – она и играет, как будто душу разворачивает. Но, Рафаэль… не трогай её. Ты ведь знаешь, о чём я говорю.
Рафаэль медленно перевёл взгляд на дядю.
– Я не хочу ей зла, – сказал он негромко. – Я просто… не знаю, что это было.
– Это называется чувство, – спокойно ответил Джулиано. – Не путай его с правом собственности. Если ты её полюбишь – отпусти.
Рафаэль усмехнулся. Улыбка была горькой, как старое вино.
– Я не умею отпускать, дядя.
И снова его взгляд вернулся к двери. Словно она ещё была там. Словно он всё ещё слышал отголосок Шопена – и верил, что музыка может изменить монстра.
Рафаэль всё ещё смотрел на закрытую дверь, словно в надежде, что она снова откроется и Лена вернётся. Он сидел молча, в его лице смешались удивление, восхищение и какая-то незнакомая для него мягкость. Губы сами собой раздвинулись, едва слышно:
– Она… прекрасна.
Голос его был тихим, почти детским – будто он впервые увидел нечто по-настоящему светлое. Слово "прекрасна" звучало не как комплимент, а как откровение. Он не отрывал взгляда от двери, где ещё витал отголосок её игры.
Джулиано, стоявший чуть позади с чашкой чая, посмотрел на племянника с лёгкой улыбкой. В его глазах заискрилась мудрая грусть. Он уже понял, что сердце Рафаэля дрогнуло, но знал, насколько опасна эта дрожь в человеке, чья жизнь построена на жестокости и власти.
– Она моя лучшая ученица, – произнёс он спокойно, с ноткой гордости. – С самых первых занятий у неё был дар. Чистый, как родниковая вода. И сила… не та, что в оружии. Другая. Та, которая исцеляет.
Рафаэль медленно повернулся к нему, словно просыпаясь от сна.