Сыграй, для меня! - стр. 21
– Ты снова в этом дерьме, Рафаэль?
Рафаэль на секунду замер… А потом, не глядя на дядю, ответил:
– Я просто пришёл послушать, как звучит тишина. После слишком громкой ночи.
– Пойдём. Послушаешь Шопена, он лечит, когда всё внутри сломано, – тихо сказал Джулиано, вставая из-за рояля и положив руку на плечо племянника.
Рафаэль молча кивнул. Его лицо не выдавало ни волнения, ни тревоги – только пустоту. Но внутри что-то дрожало, как тонкая струна, которую вот-вот заденут пальцы судьбы.
Они прошли по длинному коридору, за окнами которого разливался тёмный вечер, и зашли в один из музыкальных классов. Просторная комната, на стенах – портреты великих композиторов, в углу – глянцевый чёрный рояль, отражающий мягкий свет лампы. Воздух пах нотной бумагой, лаком и терпким деревом.
У рояля сидело несколько учеников, склонившихся над нотами. Среди них – девушка лет двадцати с тёмными волосами, собранными в небрежный пучок.
– Лена, сыграй нам, пожалуйста. Что-нибудь из Шопена. Мягко. Так, чтобы затихли души, – произнёс Джулиано с лёгкой улыбкой и жестом подозвал девушку к роялю.
– Конечно, профессор, – кивнула она, бросив короткий взгляд на Рафаэля. Её пальцы, изящные и уверенные, коснулись клавиш.
В комнате воцарилась тишина. А затем – первые ноты. Мягкие, печальные, будто сама ночь заговорила голосом боли и надежды.
Рафаэль сел на стул у окна, скрестив руки на груди. Его взгляд был устремлён в пол, но разум – где-то далеко. На пепелище, среди обгорелых стен, где кричали женщины и рвались на части судьбы.
И всё же… музыка звучала. Как будто пыталась вымыть кровь из его памяти.
– Знаешь, Рафаэль, – негромко сказал Джулиано, глядя на него, – Шопен сочинял не для победителей. А для тех, кто не успел расплакаться.
Он не ответил. Только сжал челюсти и закрыл глаза. Сидел, не шелохнувшись, глядя на Ленины руки, скользящие по клавишам, будто они плыли по глади воды. Музыка лилась легко, как дыхание, наполняя комнату тонким, почти хрупким светом. И он впервые за этот день… дышал.
Он смотрел на неё, как будто впервые увидел женщину. Ни мишень, ни трофей, не инструмент для давления. Просто – она. Лена. В этом свете, в этих звуках, в этом покое.
Её лицо чуть склонено к клавишам, губы приоткрыты, будто она слышит мелодию внутри себя, прежде чем пальцы извлекут её наружу. Она не играла – она жила внутри этой музыки. Рафаэль уловил, как в уголках её губ дрожит еле заметная, полусонная улыбка. В этот момент она была прекрасна. Прекрасна в своей неприкосновенности. В своей свободе от всего, к чему он привык.
«Такая чистая… как ты вообще ещё существуешь в этом городе, где на стенах кровь не успевает высохнуть?» – подумал он.
На мгновение ему захотелось коснуться этой чистоты. Просто дотянуться – не для того, чтобы взять, а чтобы понять, что ещё не всё потеряно.
Музыка продолжала звучать, как будто мир вокруг затаил дыхание. Джулиано стоял в углу, наблюдая за племянником, и на его лице была грусть – глубокая, как тень на старом портрете. Он понимал, что за этим взглядом Рафаэля скрывается что-то страшное. Но сейчас – было рано спрашивать. Слишком рано.
Рафаэль провёл ладонью по лицу и медленно выдохнул. Его пальцы дрожали, он сам этого не заметил.
«Если бы я мог остаться здесь. Просто – здесь. В этом вечере. В её музыке…» – пронеслось в голове.