Судный день - стр. 52
Выходя из зала, Нуарб на одном из задних рядов увидел сидящих рядом Угрюмову и Портупеева. Лица решительно сосредоточенные…
В фойе, возле буфетной стойки депутат Митрофанов тянул из огромного граненого бокала пиво. С каждым глотком галстук, пластавшийся по его огромному животу, оживал и все больше напоминал змею, пытающуюся принять все более горизонтальное положение…
На улице, Финкильштейн предложил зайти в кафе выпить минералки. Угощал он: заказал три порции молочного коктейля и упаковку «Матильды» – конфет с ананасовой начинкой.
За окном «стекляшки» рисовался спокойный, уравновешенный мир с клиньями теней, отблесками витрин. Мария снова сняла с натруженной ноги туфелю, но до коктейля не дотронулась, взяла из коробки круглую конфету и, стараясь не задеть ярко накрашенных губ, ее надкусила.
– Вы не хотите рассказать мне о Позументове? Как он там… наверное, мучился, столько лет за проволокой… – обратился Финкильштейн к Нуарбу.
– Если вас интересует, я могу отдать одну его вещь…
В карих глазах Финкильштейна вспыхнул интерес, но на всякий случай он выдержал паузу, прежде чем отреагировать.
– А что это за вещь? Честно признаться, я не люблю получать подарки от людей умерших, это очень ко многому обязывает…
– Строго говоря, это не вещь, – Нуарб отстраненно смотрел через витрину на улицу. – Это дневник его отца Карла Позументова. Пару страниц я прочитал – всё о прошлой жизни и, честно скажу, мне не интересной. Какие-то встречи, рассуждения о разных писателях… Кстати, в дневнике есть упоминание о Булгакове и даже о «Мастере и Маргарите».
И вот тут в глазах Финкильштейна появился яркий огонёк заинтересованности, он еле сдерживал дыхание:
– Вы его хотите продать?
– Да ради бога, о какой продаже может идти речь? Я же за него не платил. Вы человек интеллигентный, у вас журнал, а это тоже литература… Да и вообще, он мне ни к чему… Что мне с ним делать?
– Спасибо, – от волнения на лбу Финкильштейна появилась испарина. – Буду вам очень признателен, это для меня неожиданный и богатый подарок… Но вопрос в другом. Возможно, у Позументова есть родственники, кому вы должны были бы отдать этот дневник…
– У него где-то в Питере живет дочь с сыном, но когда у него начались неприятности с законом, она от него отвернулась. Ни разу не приехала его навестить, ни одного письма. Так что я не знаю ни адреса, ни телефона…
Мария, между тем, разутой ногой под столом пыталась просигналить Нуарбу, чтобы тот не порол горячку. Женским нутром она почувствовала, что речь идет о чем-то необычном, с чем расставаться глупее глупого. Но Нуарб, проигнорировав ее отчаянные знаки, снова обратился к Финкильштейну:
– Если хотите, можем сейчас поехать ко мне, и я отдам вам дневник…
Они взяли такси и после того, как Мария купила в попутной аптеке мозольный пластырь, без остановки доехали до Кунцево. И каково же было удивление Марии, когда Нуарб, отковырнув ножом в дымоходе заслонку, вынул из печки жестянку с наследством Карла Позументова. Но открыл ее так, чтобы лежащие под блокнотом золотые червонцы не попали на глаза Финкильштейну.
Тот взял блокнот в руки и погладил своей волосатой ручищей обложку. Словно здоровался с давно потерявшимся и теперь неожиданно отыскавшимся другом. Он даже приобнял Нуарба и, вытащив из портмоне визитку, положил ее на этажерку. А Мария уже выставляла на стол тарелки с холодником, ржаным подовым хлебом и миску, полную клубники, выращенной в собственном саду.