Размер шрифта
-
+

Судный день - стр. 54

– Сам телескоп мы вряд ли сможем вам показать, разве что на схеме, которая есть в демонстрационном зале. Сооружение находится на большой глубине и состоит из двухсот стеклянных шаров-детекторов, созданных по особой технологии. Они выдерживают давление до 150 атмосфер. Этакая прозрачная броня, которая надежно защищает высокочувствительные фотоприемники. С их помощью мы и ловим эти нейтрино.

– Но почему для этого телескопа выбран Байкал? Не Ладожское озеро, не Каспийское море?

– Байкал, слава Богу, еще не загажен, вода и лед кристально чистые. Конечно, мы в этом плане не уникальны, аналогичные телескопы работают в ледяных глубинах Антарктиды, в Средиземном море, которое тоже считается подходящим местом для подобного рода сооружений. Вот, пожалуй, и всё… Что же касается результатов, тот тут нужно оперировать очень непростыми теоретическими категориями, которые, как вы понимаете, на пальцах не объяснишь. Но об этом вам лучше поговорить с профессором Чагиным. Кстати, он является руководителем международного проекта «Байкал», в рамках которого и создан Байкальский глубоководный нейтринный телескоп НТ-200. – Гулбе взглянул на часы. – Он скоро должен вернуться из Иркутска, и вы с ним побеседуете.

Штольнев взглянул в окно, мир по-прежнему блистал, купался в золотистом мареве, и лишь коляска с девушкой сместилась ближе к берегу, в тень густой лиственницы.

– Теория – это интересно, но… Для чего, собственно, проводятся такие исследования? Только лишь для теоретических изысканий или же наука связывает с ними какой-то прикладной результат? – Этот же вопрос он вчера задавал Чагину, но не получил ответа.

И Штольнев отчетливо увидел, как на лице Гулбе проявилась тень, нет, не раздражения, не досады, а, пожалуй, апатии, какой-то неконтролируемой отстраненности. Однако слова его были тверды и четко артикулированы.

– Наука не стоит на месте. Частицы атомного ядра – это малые дети науки. Им от роду нет еще и ста лет, а нейтрино и того меньше… Сравните несколько десятков лет с пятнадцатью миллиардами, когда произошел Большой Взрыв, после чего начался «шрапнельный» разлет Вселенной. И все эти миллиарды лет космическое пространство пронизывали эти до недавнего времени невидимые нейтрино. – Гулбе поднялся и взял из стола связку ключей.– Пройдемте в демонстрационный зал, там есть наглядные пособия, вам будет проще понять…

Это было небольшое помещение с несколькими рядами кресел, звездной картой и массой графиков с формулами. Штольнев устроился в первом ряду, а Гулбе, подойдя к доске и, взяв с полочки кусок мела, стал наносить на доске линии и окружности. Получилась своеобразная решетка. Это была грубая схема подводного нейтринного телескопа.

– Эти шары, – начал Гулбе, – собственно, и являются главными и наиболее дорогостоящими частями телескопа. Буквально нафаршированными электроникой. Так вот, с помощью этих шаров из миллиарда миллиардов летящих сквозь землю нейтрино мы улавливаем лишь единицы. На один квадратный метр их приходится не более 500. А это для статистики пренебрежительно малые величины. Поэтому такие же телескопы есть и в других местах планеты. – Гулбе провел мелом длинную черту к основанию доски и на линии написал: 1300 метров. – На такой глубине работают эти детекторы…

Страница 54