Студёная любовь. Во тьме - стр. 9
Я сжалась внутренне и, повернув немного голову, смогла только кивнуть.
Ступила дальше, мягко толкнув от себя дверь. Наверное, я совсем не хотела видеть реальность, потому что зажмурилась и слепо прошла вперед, пока под ногами не скрипнула половица.
Веки раскрылись, жестоко проливая на меня свет люмитовых ламп.
В широком прохладном помещении было две кровати. Обе укрытые черным прозрачным саваном. На одной лежала худенькая девушка с темными волосами, на другой – тот, кого я много лет считала своим приемным отцом. Над ними нежно переливались магические купола, что сохраняли тела от тлена.
Слез не было, хотя они душили изнутри, словно во мне проросло колючее растение, что так и не смогло выбраться наружу – издохло, зачахло. Наверное, эмоциональный взрыв в холле всю энергию из меня вытащил.
Была только горькая и колкая пустота.
Мне больше не на кого опереться в этом мире.
Я подошла ближе. Сначала к Кирсе. Мы не были слишком близки и даже не стали подругами, но печаль потери все равно сковывала грудь и стягивала руки в кулаки. Грязно-грифельный отпечаток болезни на коже изменили девушку до неузнаваемости, а черные пронзительные глаза навеки остались закрытыми.
Вспомнилось светлое личико Глории. Она тоже сгорела из-за меня… Они все страдают из-за меня. Не полети я с бала на Ялмез, все было бы хорошо. Никто б не пострадал.
– Прости, что не успела… – выдохнула я и, боясь разрыдаться и слететь в истерику снова, поспешно повернулась к Патроуну.
Он выглядел лучше, чем девушка. Его кожа была светлой, бледной. Казалось, что он не умер, а просто спит.
– Если бы я могла что-то сделать… па-па… Патроун.
Сжала ладонью горло, пытаясь сдержать крик. Не могу больше. Вокруг меня словно черная тьма крутится, я словно всем проклятия приношу.
Марисса и Синарьен правы: сейчас я смогла бы разве что букашку от пыли очистить, но никак не справиться с жуткой болезнью. Пора признать свою никчемность. Пора оставить попытки что-то изменить.
Боже, ну сколько можно?
Наверное, лучше будет отдалиться от принца, чтобы не давать друг другу бесполезные надежды на будущее. Правильно делала Лимия: не позволяла себе любить и отталкивала Данила. Я теперь ее понимаю.
Сцепив зубы, я слабо поклонилась Патроуну, поставила на пол колено и, пронзив защитный слой, что пролил на меня мерзлый холод, поцеловала его остывшую руку мокрыми от неудержимых слез губами. Я даже не заметила, как они появились.
– Я найду способ лечить черноту, – прошептала, опустив голову. – Я найду его. Слово даю.
Для кого предназначалось это слово, для опекуна или для меня, не знаю, но мне стало немного легче.
– Простите, что я так поздно все вспомнила…
Чувствуя, что истерика подкатывает под горло высоким валуном, я поспешно выровнялась и убралась в коридор. Марисса все еще стояла снаружи, прижавшись лопатками к стене и прикрыв глаза.
Услышав, что я вышла, она осмотрела меня, будто проверяя, не нужна ли помощь, а затем кивнула и позвала за собой.
Наверное, Патроун много рассказывал, потому что девушка провела меня до правильной комнаты и, слабо прошептав: «Спокойной ночи», удалилась.
И я осталась одна. Стояла напротив своей двери и не верила, что это вообще происходит.
Тянуло к Синарьену, хотелось его обнять, согреть, сказать, что я не хотела ему делать больно, но не стала. Толкнула створку и, не включая лампы, прямо у порога скинула тяжелое платье, пропахшее дворцом и дорожной пылью. Удивительно, но я здесь не была много лет, но все еще помнила каждый закуток и деталь интерьера, ни разу даже не ударилась об углы в полной темноте.