Страна сумасшедших попугаев - стр. 40

Действительно, похоже.

Тишина, даже птиц не слышно. Бревно, на котором мы так уютно устроились, слегка поскрипывает, стакан у нас один, мы пьем из него по очереди и целуемся.

–Весною слышен шорох снов…,–Вовкины пальцы ползут по моей шее, проникают в вырез платья..,–и шелест новостей и истин…–и дальше, дальше, забираются под ткань бюстгальтера…,–Ты из семьи таких основ. Твой смысл, как воздух бескорыстен…

Прозрачные июльские сумерки медленно заполняют воздух, но это здесь на холме они прозрачные, а глянешь вниз, деревья, словно серой ватой укутаны.

Я поежилась,–Темновато уже. Как мы спускаться–то будем? Может ну его?

–Ничего не «ну»,–Вовка медленно, будто нехотя, поднимается и вешает себе на плечо сумку,–Руку давай,–и, видя, что я топчусь в нерешительности, нежно целует мои губы,–Любить иных–тяжелый крест, а ты прекрасна без извилин…,– поцелуй все крепче, крепче…, по коже бежит нервная дрожь…,–Не бойся. Я не дам пропасть своей любимой женщине.

Мы медленно спускаемся с холма, деревья здесь стоят плотно и, хотя еще даже не начинало темнеть по–настоящему, мне страшновато. От напряжения ноги дрожат, а спина наоборот взмокла, как после бани. Хорошо, что босоножки «на плоском ходу», а то…, и в этот момент моя левая ступня напарывается на что–то круглое и едет вниз.

–Опа!–сильные руки Ленского ловят меня в последний момент,–Говорил же, чтобы за мной шла. Зачем вперед лезешь?–он извлекает из сумки карманный фонарик и начинает осматривать мою ногу. Лучик медленно ползет от ступни к колену, на голени красуется внушительная ссадина,–Больно?–я отрицательно трясу головой,–Дальше никакой самодеятельности, наступать только там, где я посветил,–он внимательно «обшаривает» фонариком окрестности и буквально в двух шагах обнаруживает широкую протоптанную тропинку,–Ну, вот и «дорога жизни».

Сначала тропинка петляет по холму, но потом незаметно перетекает в широкую аллею, приводит нас к каменной лестнице, к пруду и превращается в асфальтированную парковую дорожку, обрамленную чугунными фонарными столбами, как ни странно, некоторые из них работают, правда, вполнакала, но для июльской ночи этого вполне достаточно.

–Теперь направо,–восклицает Ленский,–если я правильно помню…

Поворачиваем направо и оказываемся на площадке аттракционов.

Природа уже окончательно закончила игру со светом и на землю опустилась вязкая, похожая на чернозем, мгла, слегка прорванная редкими звездочками да тусклым светом фонаря, притулившегося к билетной кассе.

Ленский пару минут прислушивается, потом деловито направляется к карусели,–Иди, сюда,–я повинуюсь,–Посвети,–он сует мне в руку фонарь, а сам сосредоточено копается в ржавом замке, замыкающем железную цепь, переброшенную через ограждение.

–С ума сошел!! А, если сторож?!!

–Они дрыхнут давно или водку пьют. В двенадцать обход сделали и харе, теперь, в лучшем случае, часов в пять–шесть, а то и позже,–замок щелкает и летит вниз, а вслед за ним ползет цепь,–Вот и все,–Вовка широким жестом распахивает калитку,–Выбирай «скакуна»: пони, верблюд, медведь…

–Черепаха.

–Черепаха, так черепаха. А рядом кто? Лемур что ли?

–Сам ты лемур! Ежик это!

–А по виду не скажешь. Скульптору руки бы оторвать или кто там их делает…,–он помогает мне взобраться на черепаху, достает из сумки еще бутылку (в этот раз шампанское), деловито ее трясет и срывает пробку,–Салют в честь прекрасной дамы,–шампанское фонтаном вырывается наружу, а Ленский эффектно падает на правое колено,–…Уронила шелк волос ты на кофту синюю. Пролил тонкий запах роз ветер под осиною….,–он отпивает из бутылки и с поклоном преподносит ее мне,–Расплескала в камень струи цвета винного волна–мне хотелось в поцелуи душу выплескать до дна,–я делаю один глоток, второй, чувствую, как меня «снимают» с черепахи, потом целуют, потом…