Страна сумасшедших попугаев - стр. 42
–И сколько ты там продержался?
–Не поверишь, почти до окончания школы.
–Так актером быть понравилось?
–Ну, театр–это не только актеры. Костюмеры, рабочие сцены, осветители, бутафоры, а если в спектакле большая массовка нужна, практически весь состав студии на сцену выходил, когда инсценировку «Сына полка» ставили, я за спектакль, раз пять переодевался. Сначала был красноармейцем, потом фашистом, потом крестьянским дедом, потом опять фашистом и в конце партизаном, не считая «боевых потерь», ну это, когда убитых изображают, но, главным моим достоинством была хорошая память. Мне было достаточно прочитать текст три, максимум четыре раза и я его запоминал намертво, а для поэзии мне и двух раз хватало, поэтому основная моя должность была суфлер. Дом пионеров еще до войны строили, зал театральный был сделан по старым канонам, с суфлерской будкой. Я ее обожал, заберешься туда перед спектаклем и сразу становишься невидимкой, из зала тебя не видят, а актеры в мою сторону специально старались не смотреть.
–Почему?
–Подсказывал я классно, как выражался наш худрук, весьма профессионально, но просто сидеть было скучно, и я постоянно чего–нибудь изображал. Любимое занятие: мимикой и жестами комментировать текст пьесы. Представь, на сцене Чацкий: «Не образумлюсь… виноват…», а я в это время ему рожи строю, такое не все выдерживали.
–И тебе за это не влетало?
–В том то и дело, что нет. Марьинский говорил, что если актер на сцене реагирует на внешние раздражители, то грош ему цена, поэтому я творил, что хотел, проверял актеров, так сказать, на профпригодность.
–А кроме массовки, ты на сцену выходил?
–Слугу Фамусова играл, ну этого «…Петрушка, вечно ты с обновкой…», там слов нет, все просто. Слушай, как тебя отчитывают, да головой кивай, кучер Селифан в «Мертвых душах», тут малость посложнее, слов, правда, тоже нет, но есть сцена, где кучер в пьяном виде Чичикова в канаву вываливает, надо было изобразить мужичонку во хмелю.
–Ну, с твоим–то опытом,–не удержалась я.
–Мне тогда четырнадцать было, весь опыт: бутылка портвейна на пять человек, а вершина моей карьеры–второй могильщик в «Гамлете», там даже слова есть, штук десять… Хотя нет. Вспомнил один случай. Ставили «Ромео и Джульетту», дело было зимой, незадолго до премьеры половину состава свалил грипп. Даже думали спектакль отменять, но худо–бедно все оклемались, кроме Ваньки Трошина, у него простуда дала осложнение на связки и врачи категорически запретили говорить, играл он отца Джульетты, синьора Капулетти. Роль, конечно, не главная и текста немного, но без нее никак, а дублера у него не было, и тут вспомнили про меня. Пьесу я знал наизусть, на репетициях присутствовал, мизансцены видел, а если что, товарищи помогут. Ну, я, с грехом пополам, отыграл три спектакля, а потом, слава богу, Ванька выздоровел.
–Почему, слава богу?
–Потому что текст знать–это одно, а роль играть–это совершенно другое. Капулетти в конце пьесы страдать положено, племянник убит, дочь зарезалась, а я понарошку чувствовать не умею, только по–настоящему…,–Вовка слегка щелкнул меня по носу, а потом нежно поцеловал «ушибленное» место,–вот как сейчас…
…«Черноземная» мгла незаметно переродилась в сероватую блеклость, звездочки исчезли, а фонарь у билетной кассы потух, из кустов шиповника, окружившего аттракционный «пятачок», доносилась возня и чириканье.