Сторож брата. Том 2 - стр. 32
– Как в Донецке? – спросила католичка и зло засмеялась.
– А вы, уважаемая Лилиана, как видите вы социальную структуру победившей Украины?
– Основанной на европейских идеалах!
– Петеновских или деголлевских? Согласитесь, это не одно и то же.
Лилиана не сочла нужным ответить, а лимонно-рейтузный комиссар густо рассмеялся.
– Лишь бы не путинских!
– Уважаемые попутчики, – сказал Марк Рихтер, – уж коль скоро поезд стоит и война, судя по всему, началась, у нас образовалось время выяснить, ради чего эта война идет.
– Неужели не понятно? – рявкнул Грищенко.
– В том-то и дело, что мне не очень понятно. Скажите просто: вы собираетесь строить общество социалистическое или капиталистическое? Это же простой вопрос.
– Вот-вот! – вмешался Кристоф, ему удалось подхватить нить разговора. – Пусть они нам ответят. Капиталисты вы или социалисты? А ну-ка, скажите, революционеры! Вы, Рихтер, молодец, правильный вопрос им задали. А то я было решил, что вы из этих, из попов. Крест не носите?
– Что вы, Кристоф, – сказал Марк Рихтер. – Мне до попов далеко. Но крест ношу.
Поздно, думал он, от христианства в революции ничего не осталось. Теперь это уже будет не христианская революция. Сервисный капитализм так называемой «христианской» цивилизации фактически ликвидировал пролетариат Запада, переместив производство в страны Третьего мира.
Это не означает, что пролетариат как таковой исчез. По-прежнему существует огромная масса людей, производящая продукт, прибавочная стоимость которого достается западным менеджерам, организаторам производства. Масса управляемых людей должна именоваться «пролетариатом» ровно на тех же основаниях, на каких именовался «пролетариатом» рабочий класс Англии с отчужденным характером труда. Однако «осознание права» и «революционный характер класса» оказались в современной истории привиты к культуре мусульманства (или индуизма), а не христианства, как то было во время Маркса. И это принципиальный пункт. Маркс в своей революционной теории исходил из того, что грядущая пролетарская революция и коммунистическое бесклассовое общество являются логическим выводом из христианства. Вот оно, наследие Этьена Марселя и кордельеров. Пролетариат – это своего рода «первый христианин», возвращающийся к истокам христианской морали, а «Капитал» есть поновление христианского завета любви к ближнему.
Перемещение труда (и перемещение пролетариата, революционного класса) на Восток, в мусульманские страны, лишило концепцию пролетарской революции ее христианского базиса. Маркс руководствовался ренессансной моделью свободного труда, его нравственным идеалом оставался труд христианского гуманиста – свободный труд, добровольно отданный на благо Республики. Эта христианско-гуманистическая концепция превращала европейский рабочий класс в носителей ренессансной модели общежития. Однако производство, вынесенное за рамки христианской цивилизации, перевернуло концепцию Маркса: отныне христианское общество не может представлять ренессансную модель гуманизма – а мусульманский пролетариат не связан с европейской ренессансной традицией никак.
Таким образом, капитал (в неолиберальной редакции) стал могильщиком ренессансной концепции свободы. Мутация, занявшая сто лет, стала очевидной в середине двадцатого века, а в двадцать первом веке сожалеть об утраченной ренессансной эстетике поздно. Нам не на что опереться.