Сторож брата. Том 2 - стр. 21

– Вы позволите? Устал от людей.

Поскольку ответа не последовало, Грищенко вошел, озарил рейтузами тесное пространство, благосклонно заметил, что общения европейского в снежной пустыне недостает. Когда увидел бутылки с вином, проявил осведомленность. Приятная улыбка раздвинула щеки, оживила полное лицо:

– Неужели бургундское?

Ладонь с короткими полными пальцами ухватила покатые женские плечи бургундской бутылки. Бруно Пировалли, впечатлительный романтик, всегда сравнивал прямые, с развернутыми плечами бутылки бордо с древними каменными куросами – с мужскими фигурами крито-микенского искусства; плавные покатые плечи бургундских бутылок напоминали ему мраморную Венеру Каллипиги. И вот пальцы украинского комиссара крепко ухватили бургундскую бутылку, и Бруно Пировалли почудилось, что Грищенко сжал в своей жмене статую Венеры.

– Боюсь, здесь уже пусто, – сказал Алистер Балтимор. И добавил с британской бессердечностью: – Мы не рассчитывали на ваш визит и уже все выпили.

– Извините, ничего не осталось, – развел руками Бруно Пировалли.

– А вот мы побачим, – комиссар Грищенко требовательно встряхнул бутылку, и то, что еще оставалось на донышке, отозвалось, встрепенулось. Грищенко немедленно переключился на другую бутылку, потом на третью, затем стремительно слил опивки в один стакан и оказалось, что стакан полон.

– Это три разных вина, – заикнулся было Бруно, но осекся, увидев презрительный холодный взгляд Алистера Балтимора. Англичанин не одобрял бесед с плебеями, он следил за действиями комиссара, никак их не комментируя, лишь скривил губы.

– И открыто неделю назад, – волновался Бруно.

Комиссар батальона «Харон» не расслышал, поднял бокал, присмотрелся к напитку, оценил цвет вина, внюхался в напиток, как и положено знатоку, затем отхлебнул, покатал уксус во рту.

– Давно не пил хорошего бургундского, – поделился с европейцами своими злоключениями комиссар Грищенко. – В Париж теперь выбираюсь редко. Война!

Европейцы выразили сдержанное сочувствие.

Григорий Грищенко, однако, был настроен оптимистически.

– Москалей разобьем, отпразднуем победу в Париже. С лучшим бургундским. Конечно, война изменила привычный ритм моей жизни. Вырываюсь на вернисажи нечасто. Вы авангардом, насколько понял, интересуетесь?

Последнее замечание адресовано галеристу. То был, в представлении Грищенко, диалог профессиональный, разговор двух европейских ценителей прекрасного. Алистер Балтимор кивком головы подтвердил предположение комиссара.

– Украинский авангард, уверен, занимает достойное место в вашей коллекции. Не удивлюсь, если первое место. Я прав?

– Сложно сказать, – равномерно бессердечный Балтимор не произносил лишнего. – Коллекция имеет несколько направлений.

Григорий Грищенко придирчиво осмотрел купе, отыскал еще три недопитые бутылки, слил содержимое в бокал.

– Украинский авангард, – комиссар смаковал напиток, слегка причмокивал, – отличается от русского авангарда безудержной свободой. Свобода – наша родовая, национальная черта. Знакомы с философией Ольгерды Харитоновой?

– Нет, – сухо сказал англичанин.

– Напрасно, – заметил Грищенко, – Ольгерда – специалист по рабскому менталитету россиян.

Комиссар выпил уксус, облизнул полные губы.

– Любопытно, – сказал англичанин.

– Мы, украинские интеллектуалы, принуждены были столетиями выносить соседство варваров. Скажу откровенно, Лилиана Близнюк, человек подлинно европейской культуры, физически не выносит соседства России. Дочь посла в Антигуа, она выращена в обстановке рафинированных ценностей западной культуры.