Сторож брата. Том 1 - стр. 20
Каштанов присел на край стула и стал вглядываться в лицо Рихтера; сцена напоминала кабинет психоаналитика. Обычно неверные мужья идут к психоаналитикам. Марк Рихтер представил себя в кабинете психоаналитика Каштанова и улыбнулся.
– Почему вы улыбаетесь? Разве это смешно – оставить семью?
– Нет, конечно.
– Решили, что так будет безопаснее для них? Если вас арестуют. Да?
– Нет, ничего такого я не решал. Кто их здесь арестует? Просто так вышло.
– Не понимаю.
– Сам не очень понимаю. – Это был честный ответ. – Так вышло.
– Получается, вы сейчас едете спасать брата. Спасать семью. Так? Но теперешнюю семью вы бросили. Мне кажется, это неумно – бросать семью.
– Что уж тут умного?
– Наверное, серьезная причина.
– Причина, Иван, всегда одна. Войны начинаются от жадности. А расстаются супруги из-за измен. Глупость сделал. Вот и все.
– Извините. Не мое дело. Марк Кириллович, вы заметили? Снова много о Ницше пишут. Думаю, потому так, что Марксом опять увлекаются. Уверен, Ницше понадобился для противовеса.
– Такое противостояние уже было. Войнам нужна теория.
– Сегодня по-другому. Сейчас непонятно, кто фашист, а кто не фашист. Тех мест, где я работал, уже нет. Кто разбомбил, непонятно. Да и неважно, – добавил Каштанов.
– Это на Донбассе?
– Горловский химический. Рядом Авдеевский коксовый. Тоже разбомбили. Все стреляют, наши – и не наши. Друг друга фашистами называют. Большая война будет?
Такой вопрос задавали часто.
– Кого с кем? – спросил Марк Кириллович.
– Ну, вообще. За передел мира.
– Кому была выгодна Первая мировая?
– Та война – пролог к революциям. Миллионы людей получили винтовки. Сначала у нищих появилась теория, затем дали оружие. Сейчас теории нет.
– Разве к оружию обязательно нужна теория?
– Какие-то слова приходится говорить. Чтобы легче убивать.
– Мне кажется, – сказал Каштанов, – что приходит к власти новое поколение. Это ведь тоже революция. Война передаст власть молодым. Молодые сегодня при богатых папашах, при старых жуликах. Из войны выйдут героями и феодалами по праву.
– Война из-за Украины? Кому она нужна?
– Вы, Марк Кириллович, – сказал Каштанов, – совсем не знаете Украины и украинцев. И это мешает вам судить. Вы рассуждаете отвлеченно, как о жизни в Африке или в Латинской Америке. А украинцы – наши братья. Я вырос вместе с украинцами, бок о бок. Вы не знаете сострадания в вашем анализе. Не сердитесь на меня за то, что говорю прямо. Мой лучший друг Микола Мельниченко – воплощение этой гордой и несчастной страны. Он справедливый человек. И чистый человек. Он бы вас не услышал.
– Я действительно не знаю Украины.
– Это рай, – сказал Каштанов, – понимаете, Украина – это рай на земле. Украина – тихая и вольная, с арбузными бахчами и абрикосовым вареньем, – это рай. В ней живут вольные и добрые люди. Но любого, даже тихого человека, можно довести до состояния безумия в его обиде и горе. Совсем не важно, как случилось, что человек обезумел. На то, чтобы его ввергнуть в безумие, есть много способов. Микола Мельниченко ушел в ополчение и стал солдатом. Иногда я думаю, что будет, если мне придется стрелять в него, если нас разделит линия фронта. Это вопрос не философский, это наша страшная реальность.
Они помолчали.
– А все-таки, как, по-вашему, Марк Кириллович, чей Крым? Наш или не наш? – этот вопрос по-прежнему задавали взволнованные правозащитники и украинцы. Впрочем, и отношением к Сталину, уже семьдесят лет как мертвому, проверяли гражданственные чувства. – Так скажите: Крым чей?