Сторож брата. Том 1 - стр. 21
– Думаю, Крым общий, – подумав, сказал Марк Рихтер.
– Как это – общий?
– Ну как бывают общие женщины. Доступные всем. Женщины общего пользования. Так и Крым. Переходит туда-сюда. Татарский, русский, украинский, генуэзский – какая разница. Кому удобно, тот и берет.
– Но ведь это нечестно, Марк Кириллович! Против международного права.
– Помилуйте, Иван. Вы ведь не станете применять законы о разделе имущества супругов по отношению к общедоступной женщине. Ну такая у них жизнь. Согласитесь.
– Однако есть люди, которые живут в Крыму. Жестоко так говорить о земле, где живут любящие ее люди.
– Поверь, Иван, мнение населения будет меняться. В зависимости от обладателя земли. Земля привлекательна. Привлекательность – обычное оправдание общедоступной женщины.
Автор вынужден отметить у своего героя характерную для интеллигентов, не определивших ясно свою социальную позицию, черту. Марк Рихтер, в сущности, ничем не отличался от прочих межеумков, которые избегают резких суждений или, что значительно хуже, часто меняют свою точку зрения под влиянием мыслей (как им кажется) более существенных, нежели само явление, эти мысли породившее. Рихтер анализировал феномен войны вместо того, чтобы занять ту или иную сторону. Есть ли у автора твердая позиция по этому вопросу, коль скоро автор желает отмежеваться от героя? Можно лишь надеяться, что книга – хроника событий – беспристрастно показывает общую картину, увиденную автором. В результате, как надеется автор, его собственная позиция станет ясна. Была ли позиция Марка Рихтера ясной? К сожалению, утвердительного ответа автор дать не может.
Рихтер говорил о Крыме, но думал о своей любовнице.
Они объяснились с Феликсом Клапаном. В книжном магазине Blackwell’s акварелист Клапан презентовал вместе с другими авторами альбом ландшафтов Оксфордшира, среди прочих были две вещи его кисти: пустошь с ивами и вид на Модлен-колледж, обе выполнены в мягкой пастельной гамме.
Рихтер ожидал смутить своим приходом маленького человечка, но увидел решительного, быстрого, гордого человека с жесткими проницательными глазами.
Клапан знал себе цену. То, чего достиг в жизни (эмигранту не так просто пробиться), достигнуто благодаря кропотливому труду. Он гордился прилежным рисунком, который некоторые сочли бы салонным, Клапан настаивал на том, что творит в традициях Ренессанса; иллюстрации к «Приключениям барона Мюнхгаузена» или «Сказкам братьев Гримм» демонстрировали усидчивость. Было чем гордиться. И Марк Рихтер оценил его успехи.
– Не представлял, что вы с Наталией тоже связаны, – сказал Клапан, нисколько не смутившись. – Во всяком случае, в начале нашего приключения об этом не знал. Но и потом, согласитесь, – Клапан положил Рихтеру руку на рукав. Рука была твердая, с гибкими пальцами, – нам с вами абсолютно не на что жаловаться. И с вами, и со мной одновременно – да, неожиданно. Но в чем проблема? В конце концов, мы оба женаты, и дама имела право поступать, как ей удобно. Мы ведь не собирались на ней жениться. Так что fair play, как говорится. Честная игра!
– Разве честная? – сказал Марк Рихтер, убирая руку Клапана. – Она знала, что я женат, но о вашем присутствии в нашей жизни я не догадывался.
– Бывает. Я со своей стороны был всегда хладнокровен и застегнут на все пуговицы. Сразу сказал, что на женитьбу рассчитывать нечего. Маленькие кусочки телесных удовольствий. Я, знаете ли, человек прямой. Никаких обязательств. Как только она начала истерить, тут же расстались. Пара скандалов – и с меня достаточно.