Сто способов сбежать - стр. 8
– А правила дорожного движения?
– Я водитель с двадцатилетним стажем.
– А страховка?
– Страховки мы все оформили.
– А если вдруг, не дай бог, заболеем?
– Врачи есть везде, это же не дикий край.
– Все равно лекарства надо взять с собой.
– Возьми.
– Йод.
– Йод тебе зачем?
– Мало ли, дезинфицировать.
– Марина, давай без фанатизма.
– Но-шпу надо не забыть купить и что-нибудь желудочное.
– Хорошо, купи желудочное.
– Да как я успею за два дня?
– Аптека в соседнем подъезде.
– Мне еще завтра на работу, и к родителям я обещала зайти. Бабушка сказала, она нам что-то хотела дать в дорогу.
– Икону святого Исидора, не иначе.
– Алеша! Ну как не стыдно!
Святой Исидор был не просто самой почитаемой иконой в доме Марининых взрослых богов: его вытянутое лицо, в белых кудрях, с треугольной бородой, отпечаталось в ее сознании одним из первых в калейдоскопе самых важных людей в жизни: мама, папа, бабушка и старичок в ярких одеждах, который заботится обо всех, но особенно – о дедушке, которого она никогда не видела, но знала: он где-то там с этим старичком и, может быть, даже на него похож. Ей нравился святой Исидор, он был как будто летняя версия Деда Мороза, решившего избавиться от шубы и нарядиться поярче. И кто же мог знать, что благолепный старец окажется с таким подвохом. Хотя ведь и за маской Деда Мороза чаще всего скрывались переодетые соседи, папины друзья, а то и заведующая детским садом.
Из всех бабушкиных предостережений самым строгим было не лезть в воду. Вода была ее самой страшной фобией, бесконечным кошмаром и причиной самого большого бабушкиного несчастья. Даже при виде полного стакана ее передергивало, а когда маленькую Мариночку купали в ванночке, она стояла в дверях и всхлипывала. Вода была запрещенной темой и запретной стихией, Марину категорически не пускали плескаться в пруду, ходить по берегу реки и даже опускать ноги или руки в фонтан на площади. На море она пару раз ездила с мамой и папой и перед входом в воду всегда тщательно упаковывалась ими в две пары надувных нарукавников, надувные круги и даже шапку с пенопластовыми брикетами – разумеется, после этих экзекуций она возненавидела море сразу же и на всю жизнь. Бабушка категорически возражала против любых водоемов, купелей и бань, а когда в первом классе в школе у Марины объявили, что раз в неделю их будут возить в бассейн на уроки плавания, у бабушки случился почти инфаркт. Марина плохо запомнила, что именно тогда было, помнила только, что приезжала скорая, и в доме сильно пахло лекарством, а через пару дней мама вложила ей в дневник освобождение от физкультуры, выданное участковым терапевтом, и, когда весь класс дружно грузился в автобус, чтобы ехать на плавание, Марина со вздохом плелась домой за руку с бабушкой. Она тоже ненавидела воду и никогда не видела своего дедушку – он утонул совсем молодым.
Марининой маме тогда едва исполнилось восемь, но несчастье как будто произошло и у Марины на глазах, въелось в нее подробностями и деталями, пропитало ее сны, колыхалось и дрожало черной рябью и зыбью – так мучительно и так дотошно снова и снова пересказывала его бабушка. Откуда ей было все это знать, ведь ее тогда не было рядом. Иначе она ни за что не допустила бы того, что случилось, она бы почувствовала и предупредила, но она в тот день задержалась на работе, а ее муж Геночка отправился с друзьями на реку. Бабушка должна была прийти к ним попозже и опоздала, зацепилась, заболталась, замешкалась, задержалась и опоздала, совсем опоздала. «Как же так, как же так получилось», – причитала она вечерами, днями, годами напролет. Там, на берегу, была одна семья – родители с двумя маленькими детьми, мальчик и девочка, погодки, малыши, непоседы, кудряшки, панамки, совочек, ведерко. Родители отвлеклись, выпили, наверное, а может, заболтались, не уследили, не доглядели, когда малышка начала кричать. Было уже поздно, она и успела крикнуть всего раз, но никто из взрослых не услышал, люди же тонут быстро, мгновенно, а братик ее испугался. Детка, кроха, что возьмешь, испугался, заплакал тихонько, и никто-никто, только Геночка кинулся спасать… В этом месте бабушкиного рассказа всегда возникала пауза, и кто-то должен был идти за платком или за бумажным полотенцем, мама гладила ее по спине, а папа капал в рюмку поначалу валокордин, но потом перешел на коньяк, он помогал лучше, чем валокордин или валериановые капли, бабушкины всхлипы довольно быстро заканчивались, щеки розовели, она начинала улыбаться и вспоминать, каким же статным Геночка был красавцем и каким отчаянным героем. Девочку он спас, а сам утонул, так уж вышло, ему помочь не смогли. История всегда заканчивалась одинаково: бабушка вздыхала, вставала, доставала из буфета церковную свечу и зажигала ее перед иконой святого Исидора, покровителя всех утопленников – своего главного доверенного лица, то есть лика, и единственного уцелевшего звена между бабушкой и дедушкой, между бабушкой и церковью.