Сто и одна ночь - стр. 58

— Неужели ты думаешь, что она повелась на это? На тачку и шмотки?

— Лана поцеловала его — при мне. — Глеб положил ладонь Ксении на затылок — не увернуться.

Снова между их губами оставались лишь миллиметры. Крошечное расстояние, которое вызывало в нем не меньше желания, чем прикосновение. Дыхание Ксении участилось, и от этого Глебу стало не по себе.

— Лана сделала это специально — потому что все еще помнит тебя, — Ксения провела кончиком носа по его щеке, скуле — к уху. — Мой маленький, глупенький Глебушек...

Он резко отстранился. Ксения играла с ним — да еще и в открытую. Назвала его этим мягким аморфным словом. А вдобавок ко всему, заставила думать о бывшей девушке.

— Если он тебе не муж — то кто? — перевел тему Глеб.

— Знакомый.

— Знакомый?!

— Да. Благодетель.

— И что за благие дела он вершит?

— Укрывает меня от плохих людей.

Глеб едва заметно покачал головой. Этим вечером новые сведения о Ксении обрушивались на него, как цунами, волна за волной.

— Он увез тебя отсюда, но позволяет каждую пятницу возвращаться? Одной?

— Не позволяет. Он не знает. Пьет.

— Каждую пятницу?! У него что, традиция такая?

— Если сам не пьет, я ему наливаю. Пятница — мой день.

Глеб прошелся от стены до стены. Зажмурился, потряс головой, сжал переносицу — и все равно не смог вместить в себя все то, что услышал. Остановился посреди комнаты, глядя на Ксению так, что она перестала улыбаться.

— Ты спаиваешь его, чтобы заниматься своими делами? Теми самыми, из-за которых тебе пришлось бежать с этим стариком, жить с ним?.. Что-то опасное. Наверняка противозаконное. И ты втягиваешь в это меня?!

Ксения прищурила глаза.

— Ты можешь отказаться.

— Конечно же, я не откажусь! — Глеб едва не шипел. — Но ты была права, я потребую кое-что взамен.

— И что же это?

— Ты знаешь.

— О, ты становишься мужчиной, — ответила Ксения холодно, с насмешкой.

— Ты можешь отказаться, — в тон ей произнес Глеб.

— Конечно же, я не откажусь! — зло бросила Ксения и так быстро прошла мимо Глеба на кухню, что на него словно ветром повеяло.

«Упрямая! Гордячка! Ведьма! — как по кругу, повторял про себя Глеб, сжав зубы. И сам не заметил, как успокоился, стал думать о ней с прежней страстью и нежностью: — Упрямая… Гордячка… Ведьма… Моя…»

Не любит. Ну и пусть. Не гонит же. И не прогонит — потому что он нужен ей. А значит, у него есть время привязать ее к себе.

— Мы пришли, — я поворачиваюсь лицом к Графу и улыбаюсь самой себе: стоит лишь бросить взгляд на его губы, тотчас же появляется мысль о поцелуе.

— Спасибо за интересную историю, Шахерезада.

Граф берет меня за руку и галантно, не отпуская взгляда, целует мне пальцы.

Я невольно облизываю губы.

— Сладких снов, Шахерезада.

— Сладких снов, Граф.

Еще некоторое время мы стоим неподвижно, глядя друг другу в глаза. Затем он разворачивается и уходит.

Я дожидаюсь, пока его черное пальто исчезает в утренних сумерках. Затем протягиваю руку, чтобы открыть дверь подъезда, и замираю, услышав рев мотоцикла. Черный «Судзуки» плавно подкатывает к ступеням и останавливается напротив меня. Мотоциклист снимает шлем, и мой взгляд цепляется за разорванную мочку уха.

— Вас ждут, — говорит мотоциклист и протягивает мне второй шлем.

11. Глава 11

В мою пятнадцатую осень погода стояла такая же, как и сейчас: то ледяные дожди, то всплески тепла, то серость, то золото. Тот день был неожиданно ласковым после недели холода — именно той недели, которую меня угораздило провести на улице.