Сто и одна ночь - стр. 48
— Я никогда не признавался в любви женщине, к которой этого чувства не испытывал, — теперь голос Графа звучит жестко, время откровений стремительно тает.
— В чем виновата перед вами конкретно она? После вашего ухода эта женщина пыталась покончить жизнь самоубийством. А после вашей книги сделала еще одну попытку. Вам все равно?
— Таковы правила игры.
— Граф, это не игра.
— Жизнь — только то, как ты к ней относишься. Для меня это игра. Доказать? Я собираюсь пройти по ограждению балкона.
Я всплеснула руками.
— Бросьте, Граф. Это ребячество.
— Кто ж спорит, — он снимает пальто.
— Вы это несерьезно.
— Конечно, нет, — пододвигает стул к ограждению.
— Граф, до земли метра четыре, — скучающим тоном замечаю я. — Вы переломаете себе ноги. А до этого вас проткнет вон та арматура.
— Значит, я проиграю.
Граф становится на стул. Сиденье, издав надрывный звук, проваливается под его ногой. Я вздрагиваю.
— Не собираюсь на это смотреть! Я ухожу. — Но пока не двигаюсь с места.
— Тогда вы не сможете оказать мне первую помощь, — он подтягивает к ограждению сундук.
Я знаю, что Граф это сделает, даже если я уйду. Другой бы остановился, но не Граф. И я почти наяву вижу, как он, балансируя на ограждении, оступается и летит вниз. Как я выглядываю на улицу и вижу его, застывшего в неестественной позе. По камню под его головой растекается багряная лужица…
Я не могу остановить его. Но могу привести в чувства. Хорошо бы под рукой оказался стакан ледяной воды, но его нет. Так что я шагаю к Графу, ощущая легкое жжение в ладони, — пощечину он заслужил уже давно.
— Граф… — окликаю его.
Он оборачивается, но в последний момент успевает перехватить мою руку, и мы застываем в такой позе, лицом к лицу, едва ли не прижатые друг к другу. Секундное замешательство — и я вспоминаю, что у меня есть левая рука. Граф тотчас перехватывает и ее. Тогда я вспоминаю, что у меня есть губы…
Касаюсь губ Графа — по привычке осторожно, но с трудом сдерживая эмоции, которые бушуют во мне. Медленно провожу по его нижней губе языком — мое сердце стучит в висках спокойно, но громко, как колокол. Чуть надавливаю, чтобы проникнуть вовнутрь… А затем испытываю такое чувство, словно меня внезапно столкнули в воду: едва успеваю задержать дыхание, как меня поглощает поток ощущений, — Граф отвечает на мой поцелуй. Его губы ласкают мои, его язык борется с моим. Все это смешивается с его ароматом, с головокружительным ощущением его близости. Под ложечкой начинает волнительно болеть.
Я первой прерываю поцелуй. Выдергиваю руки из его хватки, отступаю на шаг. Наверное, сейчас я выгляжу смешно — в замешательстве от своих чувств, злая на Графа из-за того, что он снова спутал мои карты. Но он не улыбается. Не отрываясь, смотрит на меня. Чуть покачивается, затем делает стремительный шаг навстречу. Обхватывает мой затылок ладонью, второй прижимает меня к себе и врывается в мой рот языком. Пытаюсь оттолкнуть его — вместо безудержного восторга предыдущего поцелуя я чувствую панику. Пробую отвернуться, вырваться, и наконец Граф меня отпускает.
— Не смейте прикасаться ко мне! — ору я, смутно осознавая, что первой заварила эту кашу.
Он поднимает руки, как преступник, остановленный полицией.
— Как скажете, Шахерезада.
Его голос звучит настолько жестко, что мне становится не по себе. Это другой Граф — настоящий. Такой, каким я его всегда и представляла, без маски, без притворства. Способный на все.