Сто и одна ночь - стр. 32
А еще я поняла, что, возможно, именно ради предстоящего разговора и была спланирована эта поездка.
— …Только не догадался еще, с какой стороны дует ветер. Кому я насолил настолько, чтобы вместо удара битой по затылку получить в компанию на многие ночи прекрасную незнакомку? Кому нужна такая изощренная месть? — он сделал паузу, словно и в самом деле надеялся получить ответ.
Я сжала переносицу пальцами, потому что из-за вина стала чересчур восприимчива к попыткам обвести меня вокруг пальца.
— Вас лично я не обижал. Может, вашу подругу? Друга? Кого-то из родственников? Но ваша фамилия мне не знакома, — бесстрастным тоном продолжил размышлять Граф. — Ради подруг обычно не рискуют свободой. Вы же не решили, что уже избежали этой участи, верно? И вариант с приятелем тоже отпадает — вы не влюблены.
— Вы очень умны, Граф. Но не ищите в моей истории простых ответов. — Я выпуталась из пледа.
Граф поднялся следом. Теперь он ничем не напоминал того галантного, заботливого мужчину, который привез меня сюда.
— Какое-то время меня преследовал человек с разорванным ухом. — Казалось, Граф едва сдерживался, чтобы не встряхнуть меня за плечи. — Я знал, что могу проснуться среди ночи, выглянуть в окно — и увидеть, как блестит в лунном свете рама его мотоцикла. Не слишком приятные эмоции. Давайте поговорим об этом мужчине, Шахерезада.
— Всему свое время, Граф.
«Бумер», кафе, пляж, пледы, прикосновение… Вот и ответ — он просто поменял тактику.
Мне все еще было не по себе от того, с какой ловкостью Граф меня разыграл. А прикосновения к душе я переношу куда болезненнее, чем к телу.
— У моего терпения есть предел, Шахерезада. — Он сжал кулаки — я не видела, но слышала, как скрипнули перчатки.
— У терпения любого человека есть предел, — я хотела произнести это легко, с тонким налетом иронии, но эмоции просочились, и получилось резко, даже зло.
— Послушайте, Шахерезада, что-то в вас и вашей истории, несомненно, меня привлекает. Но куда больше — раздражает. Особенно ваша манера, отвечая на одни мои вопросы, плодить другие. Когда есть лишь вопросы и нет ответов, рано или поздно это начинает надоедать.
— Вы сказали — раздражать.
— Раздражать и надоедать! — повысил тон Граф. — Если в ближайшее время вы не научитесь вызывать во мне другие чувства, обнаружите дверь моего дома запертой.
…Вот тогда-то у меня и возникла идея, из-за которой я теперь мерзну у двери Графа. Уверена, он думает, что я испугалась и теперь собираюсь вызвать в нем «другие чувства», приоткрыв завесу тайны. Но раз конкретики не было, я решила импровизировать и вызвать в нем эмоции, которых, скорее всего, Граф не имел в виду.
Вчера ночью эта идея показалась мне забавной. Сегодня вечером я стала сомневаться. А сейчас, стоя на крыльце его дома, с трудом сдерживаю себя, чтобы не сбежать.
Дверь распахивается, едва не сбивая меня с ног. Граф хватает меня за локоть — инстинктивно, потому что падение мне не грозит. Затем отпускает — с таким гневным видом, словно это он не терпит прикосновений.
— Полпервого, Шахерезада, — сквозь зубы произносит он.
— Разве я спрашивала, который час?
Граф ждал меня — вот о чем говорит его поведение. Волновался, что я не приду, не меньше, чем я, что дверь будет закрыта.
— Проходите.
— Благодарю.
Не раздеваясь в прихожей, прямиком направляюсь в спальню. Краем глаза замечаю, как спотыкается на ступеньке Граф, не спускающий с меня взгляда. Усмехаюсь — то ли еще будет.