Сто и одна ночь - стр. 22
Мы одновременно берем себя в руки.
— У вас богатая фантазия, Шахерезада, — Граф оглядывается, прихватывает с зеркального блюда яблоко и с аппетитным хрустом его надкусывает.
— Благодарю.
— Это не комплимент.
— Благодарю за кофе — я имела в виду, — отодвигаю чашку к центру стола. — Итак, в подъезд Глеб вошел с металлическим прутом...
— К дракам Глебу было не привыкать. Одиночка, рос без матери — так что в детстве мальчишки часто испытывали его на прочность. Шрам на затылке от разбитой о его голову бутылки до сих пор был хорошо заметен под короткой стрижкой. Еще один — через ключицу — от удара палкой. Глеб мог бы и не получить его, останься лежать на земле после первого удара. Тогда ему крепко досталось, зато с тех пор местное хулиганье обходило его стороной.
Давно он не дрался, но сейчас прут лег в ладонь как влитой. Тяжесть и холод металла показались Глебу привычными.
Приоткрыл скрипучую дверь подъезда, дождался, пока глаза привыкнут к едва брезжащему свету одинокой лампочки. Широкая, протертая по центру лестница вела на второй этаж, а первый раздваивался куцыми квадратными коридорами на две квартиры. Воздух висел густой, теплый, пропитанный запахами сигаретного дыма, плесени и нечистот.
Сверху доносилась мужская брань, где-то вышибала дверь музыка восьмидесятых. Глеб же, сжимая прут обеими руками, пошел на тишину. Осторожно, но крепко нажал на ручку первой двери справа — не поддалась. Прижался ухом — тишина. Поднес пальцы к лицу — на них отпечаталась пыль, похоже, квартира долго пустовала.
Глеб машинально вытер ладонь о джинсы и двинулся дальше. Но не успел и шага ступить, как дверь ближайшей квартиры распахнулась с ноги — и оттуда вышел мужик в тренировочных штанах и майке-алкоголичке, с пустой птичьей клеткой в руках. Попыхивая приплюснутой у губ сигареткой, он стремительной, но неуверенной походкой прошел мимо Глеба, похоже, даже не заметив его. Клетка вспыхнула золотом под лампой и исчезла вместе с мужиком в черном проеме — еще одном входе, неприметном в полутьме. Вся обстановка — а в особенности явление мужика, больше похожего на персонажа бредового сна, — настолько ошарашила Глеба, что он двинулся за клеткой, точно за тайным знаком.
В подвале воздух был жиже, прохладнее. В полной темноте Глеб медленно шел вперед, ведя по стене металлическим прутом. Тихий монотонный скрежет успокаивал нервы.
За поворотом блеснула полоса электрического света, и звук оборвался: в щели приоткрытой двери он увидел профиль Ксении. Глеб двинулся на свет — и снова остановился, когда услышал ее голос. Он не понял ни слова — женщина говорила на незнакомом ему языке. Судя по интонации, что-то ее волновало.
Глеб шагнул вперед — и поморщился, когда под ногой хрустнуло стекло. Но, похоже, себя он не обнаружил — разговор не прервался. Тогда Глеб подошел к самой двери, приоткрыл ее пошире кончиками пальцев.
Теперь он видел Ксению целиком — напряженную, сосредоточенную. Вполоборота к ней стоял верзила с бритым мясистым затылком и лицом мастиффа. Внешне он выглядел мощнее, эффектнее Глеба, но в этом случае куда важнее был взгляд. А взгляд Глеба наверняка отражал готовность к драке.
Но Мастифф не собирался драться. Он расплылся в добрейшей улыбке, словно дедуля, увидевший свою внучку, и заключил Ксению в объятья. А затем обхватил ладонищами ее лицо и оставил на носу нежный короткий поцелуй, словно бабочка села.