Спящая царевна и семь сводных богатырей - стр. 2
Ноет, воет вьюга за окном, всю радость из меня сосёт по капельке, как упырь острозубый…
Вот уже и глаза мне снег слепит, ничего разглядеть не могу, кроме мух белоснежных, которые всё кружат и кружат над миром бесконечным. Вдруг в глазах потемнело, и не заметила, как пальчик свой уколола иголкой острой.
Вскрикиваю, ахаю, смотрю – а капелька алая, как рубин крошечный, на коже выступает да на белое полотно бусинкой катится. Расцветает на рукоделье моём, растекается кровавым маком, всё цветёт и растёт, лепестки бахромчатые распускает. Смотрю я, как зачарованная, любуюсь на цветок красоты невиданный. А он всё больше да краше становится, вот уже всё полотно заполнил, превратилось оно в пурпур тёмный, а кровь всё течёт и течёт, не останавливается…
Опускаю глазки вниз, а у меня уже и живот, и рубаха вся в крови, и сарафан, гляжу – да и ноги мои по колено в багряной луже! А кровь всё прибывает да прибывает, вот уже и до пояса мне доходит, и до горлышка самого. Тяжело дышать мне, захлёбываюсь в крови солёной и железистой, а крикнуть-сказать ничего не могу, на помощь позвать – губы не размыкаются. Провожу по ним пальцем, а уста мои нитками крепко-накрепко сшиты!
Вот уже кровь булькает, всю светёлку мою затопила, в очах свет меркнет, только вдруг слышу я голос ласковый:
– Просыпайся, Оленька, просыпайся, моя любушка! День на дворе! Заспалась ты сегодня дольше обычного!
Раз, и нет морока кровавого. Разлепляю я очи, вижу – всё по-прежнему. Лежу я в своей спальне девичьей, кот Васька в ногах у меня лежит, мурлычет песенки сонные, а надо мной склонилась няня моя, Арина:
– Просыпайся, Оля, царевна моя ненаглядная!
Сажусь я в постельке своей пуховой, оглядываюсь по сторонам: всё на месте, всё по-прежнему. Вот и образа висят в углу, и лампадка горит под ними, и свет летний в оконце моё пробивается.
Провожу пальчиком по устам своим. Ничего. Только вдруг колет меня что-то больно-пребольно, подношу к глазам руку – вижу крошечное пятнышко на подушечке, как от укола иголкой. Стонет, ноет оно, словно и взаправду я его за шитьём поранила…
– Не слышно ли чего от батюшки? – спрашиваю у Ариши, а она уже мне рубаху свежую несёт, старую с меня стягивает. Только вижу я – вся в крови ночнушка моя!
Вздрагиваю, вскрикиваю:
– Что это, Аринушка?! Умираю я?! И сон мне приснился к моей погибели такой ужасный! – смотрю, а подо мной уже кровавое пятно расползается, знать, пришёл конец мой!
– Не страшись ничего, моя царевна! Это месячные дни к тебе пришли! Стала ты наконец-то девушкой! – обнимает меня нянюшка, голубит, к сердцу прижимает, как горлицу сизую. – Не дожила до этого дня твоя матушка, не увидела, как ты невестой выросла.
– А что это значит – месячные? – спрашиваю я у своей няни.
– Это когда раз в месяц из тебя вся грязь и нечистоты выходят с кровью через твои врата девичьи. Но знай, в такие дни дьявол специально караулит девиц, чтобы сделать их своими наложницами. Поэтому не ходи никуда, ни с кем не разговаривай, чтобы нечистый к тебе в лоно не смог пробраться, – объясняет мне так моя нянюшка, и по головке меня гладит, голубит. – Вот и выросла ты, моя козочка ненаглядная. Скоро выпрыгнешь ты из дома родимого. Сосватают тебя за королевича прекрасного… – приговаривает так, прибирается, только всё мне боязно, неспокойно на душе.