СОЗНАНИЕ ТЬМЫ - стр. 20
Наоми глубоко вдохнула, но воздух показался тяжёлым и холодным, будто он вытягивал тепло из её лёгких. Она попыталась отвести взгляд от неподвижной фигуры Синдел, но не смогла. Что-то тянуло её, приковывало к этому лицу, которое когда-то было полным жизни, но теперь стало пустым холстом, на котором больше нет красок.
Её мысли путались, как оборванные нити. Ей казалось, что она чувствует запах лосьона для волос, которым Синдел всегда пользовалась – едва уловимый аромат сладковатой ванили, который когда-то ассоциировался с уютом. Но теперь этот запах смешивался с острым ароматом лекарств, наполняя воздух чем-то чужим, словно мир Синдел уже был где-то по ту сторону, где эти ароматы были неуместны.
– Ты должна выбраться отсюда, – едва слышно прошептала Наоми, сама не понимая, кому адресованы эти слова.
Ответа не было, только аппараты продолжали своё бездушное пение. Синдел лежала, и её молчание становилось ещё одной тенью в этом месте, поглощая даже саму надежду.
Дверь палаты тихо приоткрылась, пропустив внутрь полоску приглушённого света из больничного коридора. С ним проник слабый запах антисептика, смешанный с ароматом старого кафеля и медикаментов. На миг воздух в комнате казался ещё более тяжёлым, насыщенным, как густой туман, от которого невозможно избавиться. В комнату вошёл врач – высокий мужчина лет сорока, с прямой спиной и уверенными движениями. Его густые тёмные волосы, чуть серебрившиеся на висках, создавали впечатление человека, привыкшего справляться с любыми испытаниями.
Его лицо оставалось нейтральным, словно он давно научился не показывать эмоций, но в этот момент что-то в его выражении дрогнуло. Он задержал взгляд на Наоми, которая подняла на него свои усталые глаза, красные от бессонницы и слёз. Её взгляд был пустым, словно в нём отразилось всё отчаяние мира.
– Как она? – хрипло спросила Наоми, её голос был едва слышен, напоминая шелест сухих листьев, которые ветер гоняет по осенним улицам.
Врач остановился возле койки, его движения были аккуратными, почти медленными, как будто он боялся нарушить тишину, которая царила в палате. Он открыл папку с записями, которую держал в руках, и на мгновение задержал взгляд на графиках и цифрах.
– Её состояние стабильное, – сказал он, не поднимая глаз. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась выученная дистанция, созданная годами работы. – Но улучшений пока нет.
Наоми опустила голову, её плечи поникли, а пальцы сжались в кулаки. Она чувствовала, как глухое отчаяние поднимается внутри неё, обволакивая, как густой, липкий мрак.
– Что с ребёнком? – спросила она после короткой паузы, её голос дрогнул, будто ей приходилось вытягивать слова из самого себя.
Врач поднял глаза, и его взгляд смягчился.
– Ребёнок жив. Аппараты поддерживают всё необходимое для его жизни, – ответил он, его голос на миг стал теплее, в нём прозвучала едва уловимая нотка сочувствия. – Но, к сожалению, время – не на нашей стороне.
Эти слова, такие простые и прямолинейные, прозвучали как приговор. Воздух в комнате словно стал ещё гуще, тишина – ещё более невыносимой.
Наоми сидела неподвижно, глядя куда-то сквозь фигуру врача. В её голове эти слова отдавались эхом, превращаясь в нескончаемый гул, который заглушал всё вокруг.
Врач ещё немного постоял, его рука на мгновение замерла на папке, как будто он подыскивал слова, которые могли бы хоть немного облегчить её боль. Но что он мог сказать? Вместо этого он тихо развернулся и вышел, закрыв за собой дверь.