СОЗНАНИЕ ТЬМЫ - стр. 19

– Он всегда там, – вдруг сказала Синдел, её голос был тихим, но каждое слово звучало отчётливо.

– Кто? – Наоми повернулась к ней, её сердце сжалось от ответа, который она, возможно, не хотела услышать.

Синдел не ответила. Её взгляд устремился на реку, воды которой вновь успокоились, но их тёмная поверхность напоминала зеркало, отражающее не свет, а только тьму.

Наоми хотела снова заговорить, но почувствовала, как холод начал обволакивать её плечи. Этот холод был не от ветра, он исходил изнутри, как предчувствие, которое пробирает до костей. Она знала одно: то, что произошло здесь, изменит их обеих навсегда.

Тусклый свет луны пробивался сквозь мутное больничное стекло, создавая на бледно-зелёных стенах причудливые тени. Они напоминали тонкие трещины, будто само пространство этой комнаты вот-вот разломится, открывая что-то неизведанное и пугающее. Воздух был густым, как застоявшаяся вода в старом колодце. Он тяжело давил на грудь, пропитывая каждую клетку тела стерильным, резким запахом дезинфекции, который не мог скрыть еле уловимую горечь страдания. Этот аромат был повсюду, проникая в кожу, волосы, мысли – как будто он сам был частью этого места.

Наоми сидела в углу палаты, прижавшись спиной к холодной стене. Её руки, обвившие колени, напоминали ослабленное кольцо, пытающееся сохранить свою форму. Глаза, покрасневшие от бессонных ночей, неотрывно смотрели на неподвижную фигуру, лежащую на больничной койке. Под её взглядом таилась смесь усталости, отчаяния и невыразимого чувства вины.

Синдел лежала под идеально белыми простынями, их резкость почти ослепляла, контрастируя с её кожей, которая стала болезненно прозрачной. Рыжие волосы, некогда яркие, как пылающий закат, теперь утратили свой блеск, расплывшись по подушке тусклым ореолом, похожим на увядшие лепестки давно засохших цветов. Лицо её было безмятежным, но в этом покое была не жизнь – это было что-то статичное, чуждое, как если бы её душа уже ушла, оставив лишь оболочку.

Аппараты жизнеобеспечения мерно гудели, издавая ритмичные звуки, которые разрывали гробовую тишину комнаты. Каждый писк и шорох, каждый вдох, созданный машиной, казались резкими, как тупой нож, оставляющий невидимые порезы на хрупком полотне тишины. Этот монотонный ритм был единственным признаком того, что Синдел ещё жива, ещё цепляется за этот мир, хотя бы одной тончайшей ниточкой.

Наоми почти не двигалась. Её тело, обычно такое живое, выглядело теперь как выцветшая тень самой себя. Она боялась пошевелиться, словно каждое движение могло разрушить хрупкий баланс между жизнью и смертью, в котором застряла её подруга. Тёмно-зелёный свитер, некогда мягкий и уютный, теперь был растянутым, его края потеряли форму, а ткань выглядела выцветшей. Этот свитер был словно отражение самой Наоми – измученной, исчерпанной, утратившей свой прежний облик.

Её джинсы с вытертыми коленями выглядели так, будто пережили слишком много долгих ночей, проведённых на холодных стульях, в тёмных углах, где можно только ждать. Этот вид завершал её образ – женщины, которая, кажется, утратила силы заботиться о себе, полностью отдавая их в бессмысленное ожидание.

Время в комнате текло иначе. Оно казалось вязким, как мёд, который стекает слишком медленно, заставляя считать каждую секунду. Луна, едва освещая палату, будто тоже замерла, наблюдая за этим странным балансом между жизнью и тьмой.