Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 12
Пока я размышлял, мы прошли мимо памятника революционеру Бауману, убитому каким-то «черносотником», и поравнялись с голубой Елоховской церковью, поднимавшейся к небу золотыми уступами куполов. В высоких зарешеченных окнах таинственно трепетали огоньки свечей и двигались светлые силуэты. У входа толпились женщины и старушки в платочках. Я с удивлением заметил там и детей, примерно моего возраста, разумеется, без пионерских галстуков.
– Они что, все в Бога верят? – удивленно спросил я.
– Наверное, верят, раз пришли, – пожала плечами маман.
– Но Его же нет!
– Они этого не знают…
– Надо им сказать!
– Вырастешь – скажешь.
– А ты?
– Когда помоложе была, говорила.
– А теперь?
– А теперь я и сама уже не знаю.
– Что ты не знаешь?
– Под ноги смотри – по лужам шлепаешь! Промочишь ноги – заболеешь. Не лето. Заморозки скоро. В следующий раз пойдешь в калошах.
Такого позора – четвероклассник в калошах – мне не пережить. Если Шура Казакова увидит, на смех поднимет. Я и шарф-то, выйдя во двор, всегда прячу в карман, чтобы ребята не подначивали.
Вот, наконец, и магазин, занимающий весь первый этаж углового кирпичного дома. У входа несколько фургонов с надписью «Доставка мебели населению».
– Куда повезем? – спросил, подскочив, юркий шофер в фуражке без кокарды.
– Пока никуда, – холодно ответила маман, зная наперед, что все таксисты и доставщики – жулье.
Я подумал: если в таком фургоне поместить кровать, стол, стулья, тумбочку, буфет, телевизор, маленький холодильник «Саратов», аквариум, то вполне можно путешествовать по всему миру, точно в собственном доме на колесах. Удивительно, что никому такое еще не пришло в голову! Надо бы подсказать райкому.
Мы вошли в большое светлое помещение, пахнущее деревом, клеем, лаком и еще чем-то магазинным. Мебели было порядочно, местами не пройдешь, но на многих диванах или сервантах красовалась аккуратная табличка: «Образец не продается». К другим прилеплены маленькие квитки, а это значит: товар выписан – люди побежали за деньгами. Ведь сколько носит с собой в кошельке нормальный советский человек? Ну, рубль с мелочью, максимум – три. У дяди Юры в большом бумажнике всегда есть красная десятка, но он по вечерам после службы барабанит в ресторане, где пьяные граждане, как говорит тетя Валя, швыряют деньги на ветер. Наверное, там, куда ветер их уносит, разноцветные бумажки падают прямо с неба – только хватай. Можно легко насобирать на велосипед с мотором. Но это, понятно, фантазии. Маман выдает отцу каждое утро на обед восемьдесят копеек. Правда, у него есть еще «подкожные», про которые, выпив, он с гордостью пробалтывается, а потом с виноватым видом отдает в семью.
Мы прошли по магазину, огляделись и заметили в углу восхитительный однотумбовый письменный стол, как раз такой, какой мне и нужен. На нем почему-то не было ни таблички, ни квитка.
– Смотри! – зашептал я.
– Вижу. Он не продается.
– На нем же не написано.
– Забыли бумажку прилепить.
– Спроси!
– Сам спроси!
Маман у меня страшно стеснительная, хотя ведет на заводе большую общественную работу и участвует в самодеятельности. 8 марта, в прошлом году, например, она читала в клубе стихи о девушке, которая выкрасила волосы в седой цвет. Заканчивались они так: