Совдетство. Книга о светлом прошлом - стр. 118
– Хочешь поймаю голыми руками?
– А ты не боишься? Он же кусается!
– Ни капельки!
– Ну, поймай, если такой смелый.
И вот под изумленными взорами пионерок ты преспокойно берешь шмеля с цветка, кладешь на ладонь и даже гладишь пальцем взъерошенную спинку!
– Почему он тебя не кусает?
– Я царь шмелей!
Или можно незаметно пустить обезжаленного «тигра» на блузку какой-нибудь ябеде или воображале и ждать, пока она, заметив страшную опасность, заголосит на весь лагерь:
– Ой, мамочка! Спасите!
– Что случилось!
– Там… Там… Ой!
– И всего-то?
Ты снисходительно и хладнокровно спасаешь трусиху от безвредного чудовища.
Два года я был в глазах всех отрядных девчонок укротителем шмелей, но потом Лемешев, гад, так и не научившись вырывать жало, разболтал мою тайну. Все возмутились, что я, мол, издеваюсь над живой природой, гублю доверчивых насекомых, приносящих людям пользу, опыляя растения, ведь бедненькие шмелики потом погибают. Как будто не погибают бабочки, когда их прикалывают булавками к обоям! Меня даже хотели вызвать на совет отряда и вынести порицание, но наша тогдашняя воспитательница, преподававшая в школе биологию, успокоила общественность, объяснив, что в отличие от пчелы шмель, оставшись без жала, не гибнет, а становится как бы неполноценным инвалидом. В общем, с меня взяли обещание не калечить впредь несчастных насекомых. Я легко дал честное пионерское слово, даже не стал при этом скрещивать пальцы в кармане. Зачем? Моя тайна раскрыта, никто не визжит от ужаса и не считает меня больше царем шмелей, поэтому ловить их стало не интересно…
9. Внуки Мишки Квакина
…Но вернемся на просеки. Они упираются в садовые участки. Там теснятся маленькие домики в два окна и сарайчики, куда под замок прячут лопаты, грабли, тяпки, лейки. Некоторые наделы совсем не огорожены и заросли травой вперемешку с кустами. Другие обнесены штакетником, ухожены, изборождены грядками – с разной зеленью, и обсажены по периметру смородиной, крыжовником, малиной. Есть и молодые яблони с белеными стволами. Один участок с гостеприимно распахнутой калиткой нас особенно заинтересовал, особенно – длинные ряды низких кустиков с тройными зубчатыми листиками, а из-под них выглядывали большие бугристые ягоды, привлекательно красного цвета.
– Зайдем? – предложил Козловский.
– Поймают, – усомнился осторожный Лемешев.
– Кто? Дачники приезжают только в субботу вечером. Пацаны из первого отряда тут все время пасутся – еще никого не поймали.
– Ну что, Шляпа? – оба посмотрели на меня с надеждой.
– Три минуты. Только едим, – внимательно оглядевшись, решился я. – Карманы не набивать! На «атас!» разбегаемся в разные стороны. Если что – мы просто хотели срезать путь через участки и заблудились.
– Ура! – хором вскричали мои друзья.
Но, выбирая самые крупные, рубиново-сизые ягоды, мы задержались гораздо дольше, чем на три минуты, увлеклись, потеряв бдительность, да еще жадный Козел, обнажив черную кудрявую голову, стал складывать клубнику в панаму. Впрочем, я и сам едва успевал жевать и глотать ароматно-сладкую мякоть, похрустывавшую на зубах мельчайшими семечками. Хозяин выскочил из кустов внезапно и бесшумно. Он был в капроновой шляпе, синей майке и полосатых пижамных брюках. Толстыми волосатыми пальцами схватив за ухо Лемешева, садовод заорал: