Соткана солью - стр. 33
Я бы, конечно, поспорила, но боль хорошо усмиряет гордыню. Сцепив зубы от безысходности и раздражения, пытаюсь нырнуть в это издевательство для раненых женщин в юбках и на каблуках под названием “салон спортивного автомобиля”, как лоб обжигает прикосновение мозолистой ладони, останавливая в паре сантиметрах от удара о среднюю стойку крыши.
– Аккуратнее, не хватало еще голову разхерачить, – страхуя для надежности еще и под руку, таки усаживает меня Красавин в свою машину, как ребенка.
– Поехали бы на моей и все было бы нормально. Что это вообще за машина такая: ноги выше головы? – ворчу, лишь бы скрыть затопившее с головой смущение и неловкость. Отпечаток ладони горит на лбу и внутри тоже все горит от мешанины эмоций.
Честно, лучше бы я, правда, расхерачила голову и забыла последний час своей жизни.
К счастью, до больницы добираемся в считанные минуты под какой-то сумасшедший панк-рок. Надо признать, никогда еще нарушение всех мыслимых и немыслимых скоростных режимов не вызывало у меня такого неистового одобрения, и дело вовсе не в сомнительном музыкальном вкусе боксерика, а вообще в нем самом…
Таком сосредоточенном, серьезном и совсем не однозначном. Бросившим ради неприятной ему тетки все свои дела.
Почему? Я бы очень хотела спросить. Но спросить, значит – заинтересоваться. Заинтересуешься – узнаешь, узнаешь – значит поймешь. А понимать мне ни к чему.
И, когда на порез накладывают швы, я смотрю на будущий шрам, будто перечеркнувший все мои линии жизни, и понимаю, что более яркого знака невозможно получить от судьбы.
Глава 13
Почему-то я была уверена, что боксерик не станет дожидаться меня. Ну, или мне хотелось, чтобы не дожидался. Так было бы всем проще.
Увы, “проще” – явно не случай Богдана Красавина.
Натянув кепку пониже, чтобы никто не узнал, он меряет широкими шагами больничный коридор, что-то бурно обсуждая по телефону, но заметив меня, быстро сворачивает разговор резким:
– Разберись там, я скоро буду.
Он сует мобильный в карман шорт и подходит ко мне.
– Как ты? Как рука?
– Жить буду, – пожимаю плечами и отвожу взгляд. Схлынувшие эмоции оставляют лишь разочарование и досаду. Все так по-детски глупо, что даже уже не смешно.
Грустно.
Грустно, когда в сорок лет пытаешься доказать мальчику на пятнадцать, а то и больше лет младше, что ты не такая и трамвая совсем не ждешь. В принципе, ничего уже не ждешь, вот только все равно волнуешься, как девчонка, и хочешь произвести хорошее впечатление.
Зачем?
Не хочу даже искать ответ. Нет в нем никакого смысла. Лишь стыд и расстройство за себя такую – нелепую, неуместную, глупую.
– Не нужно было дожидаться, – заявляю, как можно индифферентнее, чтобы, наконец, отвадить парня и прекратить проверять свои нервы на прочность, а психику на стрессоустойчивость. Но куда там, когда Лондонский мост уже рухнул?
– Я сам решаю, что мне нужно, а что – нет, – в очередной раз прилетает мне хлесткое, чисто мужицкое, вызывающее, как ни странно, отнюдь не раздражение, а улыбку. Так и хочется подразнить – “да ты же мамкин решала”, но тогда снова коса найдет на камень, а я еще от предыдущего раунда не отошла. Месяца два теперь не отойду, если не больше. Так что спасибо, но глупостей на сегодня, да и вообще достаточно!
– Решай, но я вызову такси, – не долго думая, ставлю точку здесь и сейчас, но не тут-то было.