Соткана солью - стр. 31

Будто со стороны слышу свой крик и, ничего не понимая, с ужасом смотрю на хлынувшую кровь.

Это, однозначно, шок. Перед глазами ненадолго темнеет, и я, словно погружаюсь в какой-то вакуум, где есть только пульсирующая болезненными рывками ладонь и острый, окровавленный штырь на стеллаже.

Что ж, травмы явно стоит ожидать, когда пытаешься врезать профессиональному боксеру, у которого уклон отработан до автоматизма. Спасибо, что в обратную не дал!

– Твою мать! – заставляет меня прийти в себя ошарашенный возглас вынырнувшего откуда-то исподнизу Красавина.

Он подскакивает ко мне с глазищами по пять копеек и, взглянув на мою руку, шокировано открывает рот, но тут же берет себя в руки. У меня же едва родимчик не случается при виде глубокого пореза с широко разошедшейся по краям кожей. Кровь не просто бежит, а заливает пол, сбегая быстрыми, липкими струйками по предплечью, пачкая мои туфли, блузку, да все вокруг.

Задрожав, начинаю панически хватать ртом воздух и всхлипывать от дикой боли. Ощущение, будто штырь прорвал мышцы и сухожилия до самых пястных косточек.

Эта мысль вгоняет меня в еще больший ужас, воздуха перестает хватать, а глаза разъедает пеленой слез.

– Тихо – тихо, ничего страшного не случилось, все хорошо, – оценив в мгновение ока ситуацию, подбадривает Красавин, не позволяя мне скатиться в истерику.

Какое, черт возьми, хорошо! У меня ладонь напополам! – хочется мне закричать, но в попытке выдавить из себя хоть слово, начинаю плакать взахлеб, как маленькая девочка.

– Шш, – осторожно обхватив меня за плечи и слегка присев, чтобы быть чуть ниже, настойчиво ловит Красавин мой взгляд и успокаивающе приговаривает, как мантру. – Смотри на меня, детка. Вот так, умница! Дыши. Все в порядке, все хорошо. Просто крови много, а так – ерунда, царапина. Ты же мне веришь? Веришь?

– н-Нет, к-конечно, – выдавливаю сквозь слезы, вызывая у боксерика улыбку. Впервые искреннюю по отношению ко мне, отчего я даже на мгновение забываю о боли.

– Вот и славно! Видишь, ты в норме, – продолжает он всячески отвлекать. – Все отлично. Сейчас пойдем к врачу, и будет вообще заебись. Позволишь, заверну руку в полотенце?

Он быстро распускает боксерские бинты, бросая их куда-то на стеллаж, а затем стягивает с шеи полотенце и застывает, дожидаясь моего кивка.

До меня поздно доходит, что полотенце не первой свежести, но вариантов не так уж много. Идти через весь клуб, заливая его кровью совсем не хочется. И без того уже отличилась.

Соприкосновение раны с фроте заставляет дернуться и зашипеть кошкой от острой боли, тут же сменяющейся ноющей. Всхлипываю и прикусываю нижнюю губу, чтобы вновь не разреветься.

– Шш-ш, я аккуратно, – заметив мои потуги, спешит успокоить Красавин и в самом деле оборачивает полотенце с такой осторожностью, даже бережностью, что вызывает странный трепет.

У Богдана Красавина очень крупные кисти рук, испещренные вздутыми венами, пальцы длинные, но совсем не тонкие, сбитые казанки и широкие ногтевые пластины с необработанными кутикулами.

Это руки, знающие, что такое серьезная физическая нагрузка, умеющие причинять боль, избивать и калечить, поэтому их забота и деликатность как-то особенно впечатляет и выглядит очень красиво.

– Готово, придерживай вот здесь, чтобы не размоталось, – аккуратно берет он мою здоровую руку и осторожно прикладывает к тыльной стороне замотанной в кокон, где болтается свободный край полотенца.