Соткана солью - стр. 19
Подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение. С виду все чинно и благородно: каштановое каре волосок к волоску, макияж тоже, будто только из-под кисточек визажиста, единственное, что выдает мое взвинченное состояние – лихорадочный блеск глаз, но за это, пожалуй, спасибо вину.
В общем, ничего критичного. Немного дыхательной гимнастики, пару мазков нюдовой помады и можно будет снова штурмовать этот мир.
Втягиваю с шумом воздух, достаю косметичку и едва не роняю на пол, когда дверь резко открывается и на пороге возникает никто иной, как боксерик собственной персоной.
– Ой, кажется дверью ошибся, – наигранно сокрушается он и в противовес словам вальяжно проходит внутрь, аккуратно прикрывая за собой дверь, отчего у меня глаза на лоб лезут.
– Вышел отсюда! – цежу задрожавшим от возмущенния голосом, но парень и бровью не ведет.
– Сейчас-сейчас, просто хочу убедиться, что все в порядке, а то я, знаешь ли, волновался, вдруг ты решила повеситься со скуки.
– Что? – не веря в происходящее, таращусь на него, как на пришельца, даже не осознавая, что он несет.
– Да ладно, – насмешливо закатывает боксерик глаза. – Твоя заинтересованность в этом ужине явно вышла покурить. У лягушатника на лбу написано "невыносимый душнила". Сколько ты раз кивала невпопад за этот час?
Нет, я, конечно, все понимаю, молодость – наглость, но это уже перебор.
– Пошел вон отсюда, пока я не позвала охрану!
– А-а, понял, тебя игры в “несознанку” вставляют, – снисходительно тянет он гласные.
– Что? Какие еще игры? Что ты несешь? И кто тебе позволил мне “ты”– кать? – я повышаю голос, потому что происходящее пугает, но в то же время щекочет что-то внутри.
– Нравится на “вы”? – будто вообще не слыша меня, парирует этот ненормальный. – Любишь быть “мамочкой”?
Оттолкнувшись от двери и не сводя с меня пронзительного взгляда, он медленным шагом приближается, словно хищник выбравший добычу. Мне же становится душно и не по себе.
– Ты под чем-то? – кажется, догадавшись, в чем дело, выдыхаю настороженно.
– Под чарами горячей мамочки, очевидно, – наклонившись, дразнит он, не скрывая веселья. У меня начинает гореть лицо, сердце колотится, как сумасшедшее, а между ног совершенно неожиданно остро-сладко тянет, отчего я краснею еще больше.
Господи, это кошмар! Это какой-то сюр! Что вообще происходит?
– Послушай, я не знаю, что ты там себе напридумывал, но меня не интересуют клоуны, у которых молоко на губах не обсохло
– А-а, и поэтому ты весь вечер пялишься на меня? Ну-ка, дай посмотрю, – подходит он ко мне вплотную. Я не успеваю среагировать, как оказываюсь в ловушке его рук и сильного, тренированного тела, прижатая к раковине.
– Что ты делаешь? – растерявшись, только и могу выдохнуть, ошарашенно замерев, глядя на его губы в нескольких сантиметрах от моих.
– Развлекаю тебя, я же – клоун, – обжигает он горячим дыханием, заставляя меня задрожать. Секунда, и мир будто замирает, а вместе с ним и мы.
Смотрим друг на друга. Нет, жрем взглядами, будто получив, наконец, карт-бланш. Я пытаюсь найти ответы в темно-синих, горечавковых глазах, но там лишь легкая насмешка и что-то такое слегка искрящееся на дне, совершенно непонятное.
Секунда, две, три… и открывается дверь. Какая-то девушка, смущенно взвизгнув, бормочет смущенное “извините!”, закрывая ее вновь.Я же едва не седею от ужаса.