Размер шрифта
-
+

Сосуд порока. Гиляровский и Станиславский - стр. 2

– Здрасьте вам пожалуйста, – ответил я. – Может, позавтракаете?

– Завтракать? Да мне кусок в горло не лезет!

Я пожал плечами и пошел в гостиную, где прислуга уже ставила кофейник и тарелки с бутербродами.

– Вам с сыром? Или с ветчиной? – спросил я. – Кофе или чай?

– Какое кофе! Какой чай! – крикнул Станиславский, ввалился за мной в гостиную, снимая пальто и бросая его прислуге, потом размашисто упал на стул. Заломил руки, помотал головой, потом уронил эти руки на стол и понурился. Ага. Актерская игра! Злой, да мастерства не теряет. Я никогда не мог понять, кто он в данный момент – актер, режиссер или все-таки богатый купец, один из совладельцев золототканой фабрики.

– Так что случилось-то? – спросил я, усаживаясь напротив и принимая от жены чашку с чаем.

– Что же вы, Владимир Алексеевич! Как же можно издавать книгу со мной в главной роли без спросу, да еще и такую глупую!

Я спокойно отпил кофе и спросил:

– Книгу?

– Книгу!

– Какую?

– Что значит «какую»? Вы что, по три книги в день печатаете? Не помните какую? Да вашу последнюю!

– Не издавал я. Писать – пишу. Но после того как в Сущевской части сожгли мою первую книжку, пока опасаюсь вообще что-то передавать в цензурный комитет.

Станиславский поднял большие глаза и с сомнением посмотрел на меня. Потом взял бутерброд с колбасой, нашел служанку взглядом и попросил чаю.

– Не издавали?

– Нет.

– Книгу про то, как мы с вами расследовали какое-то убийство индуса на Хитровке?

– Нет, конечно. Да и какой индус на Хитровке? – удивился я. – Там людей много, как вы помните, но только индусы там не живут. А что делать индусу на Хитровке? Это же рабочий рынок. Ну, если бы индус пытался устроиться маляром или кровельщиком… Ну, стены бы клал… по-индусски… А жить там. Где? В ночлежках? Среди воров и проституток?

– Вот! – голос Станиславского снова обрел силу трагика. – Вот! Как вы могли написать про то, что я влюбился в проститутку Княжну?

– В кого? В Княжну? Да вы же женаты! – я чуть не расхохотался. – Да Княжне сейчас лет пятьдесят! Или даже больше! Где же вы это все прочитали?

– В вашей книге! – с сарказмом сказал Станиславский. Он нервно откусил кусок бутерброда и начал бешено жевать.

– Я же вам говорю, не издавал я никаких книг.

– С ва… – Константин Сергеевич хотел что-то сказать с набитым ртом, но опомнился, разжевал, вытер усы салфеткой и продолжил. – С вашим именем на обложке. Во всех книжных лавках и магазинах продается. Я в театр ходить не могу! Актеры тут же интересуются, мол, как там у Княжны, где, мол, миловались, у вас или у нее? А как жена относится к этому? Актрисы нос воротят – с проституткой связался. Книппер со мной не здоровается. Немирович качает головой, мол, вот вы какой, не актер, а просто фанфарон! Но, говорит, ничего, зато все билеты раскупят. Теперь, говорит, люди будут ходить во МХТ не Чехова с Горьким посмотреть, а на вас полюбоваться. Скандал какой, говорит, хотя с коммерческой стороны это и неплохо. Актер, режиссер, знаменитый человек, фабрикант, а тут такое… Такое!!!

Тут до меня, наконец-то дошел смысл его рассказа.

– То есть, – грозно сказал я, – вы хотите сказать, что кто-то издал под моим именем книгу?

– Насчет кого-то не знаю. Но Гиляровский в Москве один.

– А что же это за книга?

Я грохнул чашкой о блюдце, пролил немного кофе, не замечая, как Маша подобралась. Станиславский закатил глаза.

Страница 2