Сосуд порока. Гиляровский и Станиславский - стр. 1

Прошло шесть лет после выхода пятой, последней книги из серии про Владимира Гиляровского. Мне тогда казалось, что окончились повести этого литературного героя. Да, это был не настоящий Гиляровский, просто литературный персонаж. Книги вышли очень небольшими тиражами, которые быстро купили. Пять капель в море современной литературы. Пять капель, растворившихся в этом море без остатка.

Но оказалось, что в нашем мире интерес к историческим… или почти историческим… или просто придуманным героям вызывает большой интерес. Однажды мне позвонили с крупного государственного телеканала и попросили продать права на кинопоказ первых трех книг. Их вдруг очень заинтересовал Гиляровский! Уже после сериалов про Есенина, Вертинского и других героев Серебряного века. Я не смог продать эти права, потому что уступил их другой телекомпании. А два года спустя на экран вышел сериал про Гиляровского. Причем, как и у меня в книгах, Владимир Алексеевич действует как детектив (реальный, не мой Гиляровский никаким детективом не был). Причем не в одиночку, а в паре с другим историческим лицом… точно как в моих книгах. Но главное, в этом сериале я увидел несколько своих выдумок. Например, схватка в подземельях Хитровки, где Гиляровский ранит Болдоху. Схватка в подземельях мне нужна была для остроты сюжета. На самом деле никаких подземелий на Хитровке не существовало. Были ямы, где прятались бандиты. Подземелья – это моя выдумка. Удачная выдумка. Помню, как писатель Николай Свечин удивлялся, откуда на Хитровке подземелья? Он всегда тщательно проверяет по источникам свои данные для исторических детективов, но никак не мог найти эти подземелья. А когда я ему сказал, что подземные ходы с их историей и схемой… все это просто моя выдумка, он расхохотался.

Нет, мое творчество не было изнасиловано. Но над ним поиздевались. И в тот момент, когда я увидел этот сериал, родилась мысль написать еще один роман про Гиляровского. Про него и режиссера Станиславского. Про настоящего Станиславского, а не молодого усатого мальчугана, который был представлен в сериале. И я сел читать про Станиславского.

Конечно, и мои герои – тоже не реальные люди. Но они хоть чуть-чуть поближе к реальности, чем кукольные герои нынешних сериалов. Так что вот вам новый роман, где нет любовной интриги, нет абсолютных злодеев (у них всегда есть какая-то причина для злодейства). Где нет мрачной атмосферы, нет хороших и плохих.

Эта книга не длинная. Она – как конфетка. Конфетка не может быть бесконечной, иначе у вас начнется кариес.

– Снова хотите сделаться сыщиком? – спросил меня Рудников. Городовой Рудников? Вот этот сухощавый полицейский в чине с манерами бешенной креветки? Да нет! Какой же это Рудников! Рудников был здоровый детина с пышными усами, немного глуповатый, но все-таки!

Я открыл глаза. Белый потолок с лепниной, люстра с черным проводом, уходящая к стене – совсем недавно заменили керосиновые лампы электрическими. Но зато по вечерам светло, хотя и свет какой-то механический, нереальный. Но работать можно. Пошарил рукой по столику у кровати, нашел табакерку и нюхнул. Взбудораженные глупым сном мысли потихоньку начали правильно укладываться в извилины. Все хорошо, ранняя осень, на дворе солнышко, птички все еще поют, жена на кухне говорит со служанкой… видать, завтрак готовит, мне спешить некуда. И даже телефон не звонит. Красивый, шведский, хотя и почти бесполезный телефон, потому что разобрать речь собеседника можно только по наитию. То есть в Москве ничего не происходит, тишь да гладь, да Божья благодать. Можно просто накинуть мой любимый персидский халат, сунуть ноги в тапочки и… Увы, именно в такие светлые дни и происходит какая-то гадость!

Звонок. Не телефонный. Кто-то жал на дверной звонок. Да и не просто жал. Не робко, а как будто с силой топил кнопку, будто требовал – скорее откройте, откройте немедленно, иначе я просто изойду бешенством тут у вас на третьем этаже! Быстро затопала служанка, стукнула дверь, и послышался мужской голос. Требовал меня. Немедленно! С яростью! Я быстро сел на кровати и накинул рубашку.

Дверь приоткрылась и в комнату просунулась голова Маши.

– Сейчас штаны одену, – буркнул я. – Кто там?

– Станиславский. Волосы дыбом, глаза сверкают. Чуть не трясется. Ты что-то натворил?

Я недоуменно пожал плечами.

– Похоже, ты его сильно обидел, – сказала Маша.

– Да чем я его мог обидеть? Мы и не виделись. Что за ерунда?

Одевшись, я накинул сверху пиджак, чтобы не представать совсем уж в домашнем виде. И вышел в прихожую.

– Ага! – крикнул Станиславский. – Вот и он! Автор, так сказать!

Выглядел он действительно странно. Длинное лицо было перекошено, большая нижняя губа вздымалась тараном. Вообще Константин Сергеевич был аккуратист, с красиво уложенными седыми волосами и пышными усами. Говорят, по ночам он фиксировал их особой масочкой, а утром умащивал парижским лосьоном. Но на данный момент Станиславский был похож на яростного вепря. Шляпу сжал в кулаке, седые волосы торчали, усы взъерошились.