Смерть в салоне восковых фигур - стр. 15
– Всё, Тимофей, теперь мы с тобой, если можно так сказать – коллеги!
– Мне можно идти? – гнусавил Зрякин.
– Да, тебе можно идти! – благодушно проговорил начальник сыскной. – Но прежде чем ты нас покинешь, хотелось, чтобы ты ещё немного задержался. У меня есть вопрос, на который ты должен ответить… А вот когда ответишь, правдиво ответишь, тогда гуляй! Мы препятствовать не будем.
Глава 5
Женщина в салоне
– Какой вопрос? – недовольно спросил Зрякин.
– Ты, надеюсь, слыхал, что купец Пядников помер?
– Слыхал, я даже на похороны смотреть ходил…
– И что похороны? – уточнил, откинувшись на спинку стула, фон Шпинне. – Понравились тебе?
– Нет! Бедноваты! – сморщил лицо Зрякин. – Я так думаю, уж если ты купец, да ещё такой первостатейный, как Пядников, то похороны у тебя должны быть, как пир на весь мир! Такие… – Он замолчал, подыскивая нужное слово: – Парчовые! А они – всё тихо, без музыки. Ну, это разве похороны без музыки? – перебегая взглядом с начальника сыскной на Кочкина, спросил возмущённый лавочник и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Да и венков маловато. Я всего-то тридцать шесть насчитал. И гроб небогатый, материя без золотой нитки, и фестонов нету, всё не то! Со стороны глянуть, и не купца первой гильдии хоронят, а какого-то железнодорожного чиновника, и то не из главных. Да и у тех привилегия – паровозы на станции гудят, а тут – тишина. Я так думаю, что если ты жил широко, с размахом, то и захоронись, будь добр, широко, а то простые люди тебя не поймут.
Ещё какое-то время Зрякин говорил о похоронах. Все его рассуждения сводились к тому, что у богатых похороны должны быть пышные с устремлением, а у бедных – как получится. Самое странное в этих рассуждениях было то, что лавочник все свои упрёки адресовал почему-то покойнику, что это, дескать, он, Пядников, должен был всё устроить, организовать, а понадобится, так и заставить.
И начальник сыскной, и Кочкин слушали Зрякина внимательно, не перебивали, ждали, когда красноречие само иссякнет. Как только лавочник замолчал, Фома Фомич тут же задал свой главный вопрос, ради которого всё и было затеяно.
– Люди говорят, будто ты, Тимофей, был ночью у пядниковского дома…
– Было дело, проходил! Да я там всё время хожу…
– Так вот, ты что-то видел в окнах его салона, это правда?
– Врать не буду, видел, – кивнул Зрякин.
– И по слухам вроде бы привидение?
– Я тоже так думал, а потом, когда разглядел, вижу – это сам Иван Христофорович Пядников, ныне покойный…
– Точно Пядников, а то, может быть, ты спьяну и не разобрал?
– Да я и не пьяный был!
– А люди говорят – пьяный!
– Нет, нет! Пьяный, это во второй раз!
– Так ты там не один раз ошивался? – обрадовался полковник такому везению. Даже хмурый Кочкин улыбнулся.
– Здрасьте, я же вам говорю, что каждый вечер домой хожу мимо этого салона, мне так ближе, через проулок. А бывает, когда задерживаюсь, то и ночью…
– Ну и что ты видел во второй раз – привидение?
– Да не, спьяну, вы правы, чего только не покажется. Одно могу сказать точно, Пядников там был не один…
– А с кем?
– Лишку в тот вечер хватил, плохо помню, вроде как женщина это была, в темноте-то не разглядеть!
– Пядников по салону без света, что ли, ходил?
– Нет, почему? Он со свечой был, стеариновая, в подсвечнике медном. Он, подсвечник этот, сразу в глаза бросился, с завитушкой такой… Но от свечи какой свет, это же не керосиновая лампа с отражателем, только и видно, что возле Пядникова, а чуть дальше – всё, хоть глаз выколи.