Слёзы Индии - стр. 28
Вечером вернулась Лалита, быстро, молча, с пепельным лицом. Она даже не сняла сандалии, села на диван, склонилась вперёд, сжала руки в кулаки.
– Это была проверка, – сказала она наконец. – Они знают, что вы здесь. Они пришли не ко мне, а к моей матери.
– Что сказали? – спросил Джон.
– Сказали, что если «гостья» не отдаст то, что не принадлежит ей, начнут исчезать те, кто её прячет.
Санадж почувствовала, как её руки похолодели, кулон впился в ладонь, как шип. В этот момент она увидела, как страх Лалиты впервые просочился наружу, не тот страх, который легко спутать с осторожностью, а настоящий, животный, который разрушает любую броню.
– Я не хотела втягивать тебя, – тихо сказала она.
– Ты уже часть этого круга, – устало улыбнулась Лалита. – Если бы не ты, была бы другая женщина, другой долг. Здесь так – один всегда платит за многих.
Санадж села рядом, и взяла её за руку. Впервые за все дни она почувствовала, что может быть нужна, а не только спасена.
На улице началась гроза. Молнии били в реку, вода на дорогах покрылась жирной радужной плёнкой. Вдалеке раздался звук сирен, словно кто-то уже спешил на место будущей трагедии.
Вечером к дому подошёл мальчик лет двенадцати, босой, с исцарапанными руками, из одежды на нём был только обрывок школьной рубашки. В руках он держал свёрнутый в трубку лист бумаги.
– Мадам Санадж? Вам письмо, – прошептал он и сразу бросился прочь, даже не взяв монеты.
Письмо пахло сладким дымом и влажной бумагой, а написано было корявым, подобно детскому почерком, но смысл был ясен:
«С возвращением. Время платить по старым долгам».
Джон сжал письмо в кулаке, и разорвал на куски.
– Им важно не только запугать, – сказал он. – Им нужно, чтобы ты сама стала частью этой игры.
Санадж молчала. Она не плакала, не дрожала. Только смотрела, как по стеклу ползут капли дождя, как город теряет форму, становясь одним большим пятном. Внутри, где-то очень глубоко, нарастала странная ясность – больше не будет ни бегства, ни просьб, ни надежды на пощаду.
В ту ночь, когда гроза затихла, а город окутала вязкая темень, Санадж и Джон сидели вместе на полу, прислонившись спинами к стене. Он посмотрел на неё, мимолётно, с тёплой искрой, впервые открыто.
– Я не позволю им тебя забрать, – сказал он глухо.
– Мы оба не позволим, – ответила она.
Они долго молчали. Между ними, как обет, повисла фраза: никто не исчезнет один.
В этот момент дверь хлопнула на ветру, или показалось, но оба были готовы. За окном снова начинался дождь, и каждый удар капель по крыше казался отсчётом нового этапа в их жизни.
С утра в доме стояла гнетущая тишина. Лалита ходила по комнатам, будто искала потерянные вещи – то открывала шкатулку с семейными фотографиями, то поправляла вазу на столе, то беспорядочно перебирала сушёные лепестки жасмина в тряпичном мешочке. Она не сказала ни слова о ночном письме, только иногда бросала на Санадж быстрые, тяжёлые взгляды.
Санадж стояла у окна и следила, как рассвет вползает в переулки, размывая границы между домами, стенами и дорогой. Во дворе играли двое детей, их смех казался слишком звонким, фальшиво чистым для этого утра. Джон сидел на стуле в углу, небрежно держал в руках старый мобильный, иногда набирал чей-то номер и тут же сбрасывал, будто проверяя, живы ли ещё их связи.