Слёзы Индии - стр. 26
Санадж чувствовала, что страх возвращался волнами. Каждый раз, когда машина останавливалась, ей казалось, что вот-вот откроется дверь и войдёт кто-то, кто всё объяснит, заберёт кулон, заставит сдаться. Но никто не входил. Только Лалита время от времени бросала через плечо короткие, сухие фразы:
– Ваши враги не умеют ждать. Но они умеют запоминать. Всё, что видят их люди, становится частью большой книги.
– Какой книги? – спросила Санадж, не выдержав.
– Той, которую пишут все семьи, – отозвалась Лалита, не глядя на неё. – Здесь никто не забыт, пока о нём помнят по имени и по долгу. Ты думаешь, кулон – это просто знак? Нет, это твоя фамилия, твой долг, твой крест.
Машина ехала долго, казалось, прошла вечность. Когда наконец остановились, уже смеркалось. Пригород встретил их влажным, солёным ветром, запахом водорослей, треском сверчков и почти полной тишиной. Здесь не было ни базаров, ни гудков, ни суеты. Дома стояли низко, дворы заросли травой, из окна в окне мелькали тени. Всё выглядело спокойно, но в этой тишине ощущалась опасность – любая деталь могла быть знаком, любая встреча – ловушкой.
Их поселили в доме Лалиты, на втором этаже, в маленькой комнате с облупленной мебелью и старым вентилятором. Джон первым делом закрыл ставни, проверил замки, посмотрел, где можно спрятаться в случае опасности.
Санадж попыталась умыться, вода текла тонкой струёй и пахла железом. Она смотрела на своё отражение в мутном зеркале и вдруг почувствовала, что больше не знает этого лица: тёмные круги под глазами, исцарапанная шея, усталость, которая просачивалась во всё – в походку, в голос, в жесты.
Вечером, когда они остались вдвоём, между ними разгорелся первый по-настоящему острый спор.
– Мы не можем прятаться вечно, – устало бросила Санадж, – это не жизнь, а тень. Я не хочу больше бежать.
– Ты думаешь, у нас есть выбор? – в голосе Джона впервые появилась раздражённая нотка. – Всё, что происходит, – не просто твой выбор. Ты не одна. Любая твоя ошибка – риск для всех.
– Так, может, лучше уйти одной? Отдать этот чёртов кулон и всё закончить?
– Думаешь, этим всё кончится? – Джон шагнул к ней ближе. – Ты не понимаешь, как они работают. Им не нужен твой камень. Им нужна ты – как символ, как предупреждение, как плата за то, что однажды кто-то не выполнил долг.
– Почему именно я? Почему не ты, не Лалита, не кто-то из их собственных людей?
– Если верить словам Лалиты, у них к тебе личный интерес, к тому же ты чужая. Ты пишешь, ты не умеешь молчать.
Санадж отвернулась, и долго смотрела в окно.В эти секунды между ними повисла тяжёлая, болезненная тишина. За окном скрипела ветка, в комнате пахло пылью, и, казалось, весь воздух дрожал от невысказанных слов.
– Я устала быть символом. Я хочу быть просто человеком, – прошептала она наконец.
– Значит, будем учиться жить заново, – тихо ответил Джон.
И на этом всё кончилось – не спор, не страх, а короткая вспышка честности, на которой и строится доверие.
В ту ночь она долго не могла заснуть, вслушивалась в новые звуки – шум травы, шёпот дождя, чей-то далёкий смех. Сон пришёл только под утро, короткий, тревожный. Ей снилось, что она идёт по длинному коридору, стены которого усеяны чужими именами, а на полу – кулоны, разбросанные как лепестки жасмина. За ней кто-то идёт, не называя себя, и шёпот ветра кажется всё громче.