Слёзы Индии - стр. 25

Вскоре в дверь постучали. Джон мгновенно напрягся, положив руку на колено так, будто готовился к броску. На пороге стояла женщина среднего возраста, с лицом, которое сразу забываешь, но взгляд её был цепким, оценивающим. Она говорила на смеси хинди и английского, быстро, будто боялась упустить даже секунду.

– Меня зовут Лалита, – сказала она, – я работаю на тех, кто защищает чужие границы. Старик попросил меня помочь. Вам нельзя здесь долго оставаться.

Она взглянула на кулон, который мелькнул у Санадж из-под рубашки, и едва заметно нахмурилась:

– Это не просто украшение. Такие вещи открывают двери, но иногда и подставляют. Вас ищут не только из-за книг и прошлого. Вас ищут по крови.

Джон молча выслушал, потом спросил:

– Мы можем доверять вам?

Лалита усмехнулась:

– Я не продаю доверие. Я просто делаю то, что должна. Ваши враги – не только люди. Это система. Здесь всё держится на фамилиях, клятвах и проклятиях. Вы или станете частью, или исчезнете.

Санадж внимательно смотрела ей в глаза. В этот момент она почувствовала, что всё происходящее – не только история бегства, но и испытание. Здесь, в городе, где никто не спрашивает, даже самые простые встречи становятся проверкой.

– Почему вы помогаете нам? – наконец спросила она.

– Когда-то кто-то помог мне, – коротко ответила Лалита. – Иначе не выжить.

Они обсудили дальнейший путь, оставаться на месте было невозможно, мафия отслеживала все перемещения, использовала своих людей в полиции, больницах, даже среди уличных торговцев. Лалита предложила перебраться в пригород, где можно на время затеряться среди миллионов лиц.

Когда женщина ушла, Джон устало улыбнулся:

– Это как шахматы, мы не знаем, кто пешка, а кто ферзь.

– Главное – не стать жертвой в чужой игре, – ответила Санадж.

В тот вечер они долго молчали, слушая, как за окном шумит город, как ветер гонит мусор по асфальту, как кто-то где-то смеётся, не зная, что где-то рядом решается чья-то судьба.

Перед сном Санадж открыла старую записную книжку и впервые за много дней написала несколько строк:

«Когда тебя не спрашивают, тебе приходится отвечать самому. Когда теряешь всё – главное не потерять себя.»

В эту ночь ей снилось, что она идёт по лабиринтам Мумбаи, сквозь тени, запахи и шёпоты, и у каждого перекрёстка её ждёт чей-то знакомый голос – то ли матери, то ли Джона, то ли самой судьбы.

Переезд оказался тяжёлым и бессмысленно мучительным – жара, пробки, гудки мототакси, чьи-то крики на рынке, треск автобусов, гудки, царапающие по ушам, как стекло. Лалита раздобыла для них старую машину, ржавая «Амбассадор» с полуслепыми фарами, задние сиденья были залиты солнцем, пахло кожей, потом, корицей и, странно, старыми журналами.

Санадж смотрела в окно, стараясь не встречаться глазами с прохожими, она не знала, что страшнее быть увиденной или не быть замеченной вовсе. Всё в дороге казалось зыбким, безвременным, мимо тянулись холмы с лачугами, по грязным дворам бегали босоногие дети, тучи птиц кружили над базаром. Иногда взгляд цеплялся за детали – вывеску на хинди, разбитое окно, чей-то лоток с амулетами, и всё это складывалось в странную, зыбкую мозаику города, который был одновременно всем и ничем.

Джон не говорил почти всю дорогу. Только время от времени прикасался рукой к её плечу, словно хотел убедиться, что она не исчезла, что всё ещё рядом. Иногда он просил Лалиту притормозить, чтобы поменять маршрут, чтобы запутать возможную слежку. На перекрёстках он разглядывал лица прохожих, искал знакомые черты, пытался предугадать, кто из них опасен.