Слёзы Индии - стр. 23
Она ничего не ответила, просто слегка сдвинулась ближе. Не коснулась, не спросила, а просто дала понять, что услышала. Всё.
В ту ночь они не спали. За стенами кто-то ждал утра, кто-то боялся, что оно вообще не наступит.
Санадж лежала на кровати, сжимая кулон в ладони, и думала, что когда всё закончится, она напишет книгу о том, как училась не бояться, как искала любовь в городе, где никто не спрашивает, и где каждый шёпот на ветру может оказаться последним.
Вторая ночь в новой квартире тянулась бесконечно. Сквозь тонкие стены доносились споры соседей, где-то в глубине коридора залаяла собака, раздался чей-то громкий крик, но всё это было только фоном для главного – страха, который поселился между ней и Джоном, делая каждый звук значимым, каждый шорох опасным. Санадж чувствовала, как с наступлением темноты город словно уменьшился, сжался, стал камерой, из которой нельзя выйти.
Джон устроился у окна, не зажигая света. Его глаза привыкли к темноте, движения были медленными, контролируемыми, так двигаются только те, кто много раз сталкивался с опасностью. Санадж пыталась читать, писать что-то в записной книжке, вспоминала прошлое, но мысли то и дело возвращались к кулону, к словам незнакомки: «Завтра будет поздно». Она ловила себя на том, что почти ждёт чего-то неизбежного, как будто любая осторожность всё равно не поможет.
Ближе к полуночи в подъезде послышались чужие шаги. На лестнице кто-то о чём-то спорил, хлопнула дверь, затем наступила короткая, слишком тяжёлая тишина. Джон встал, жестом велел ей молчать, а сам подошёл к двери, и замер.
Раздался новый стук, не робкий, не просящий, а властный, размеренный. Затем кто-то провёл по двери ногтем, как будто отмечал время или вырезал на ней невидимый знак.
– Откройте. Полиция, – голос за дверью был уверенным, но в нём слышалось что-то чужое, натянутое.
Они не открыли.Джон посмотрел на Санадж, она только качнула головой. Не было ни формы, ни удостоверения, ни хотя бы тени настоящей официальности в интонации незнакомца.
За дверью что-то шевельнулось, несколько секунд царила настороженная тишина, а потом – короткий, злой удар в замок. Джон быстро задвинул дополнительную задвижку, велел Санадж забраться в ванную и не выходить, что бы ни случилось. Она подчинилась – сердце стучало глухо, в руках всё ещё был кулон, и он теперь казался ей не оберегом, а тяжёлым грузом, якорем, за который можно ухватиться, чтобы не сойти с ума.
В ванной пахло хлоркой, на полу валялись куски штукатурки. Сквозь дверь она слышала сдержанные голоса, короткие команды на чужом языке, потом звук, будто нож прошёлся по металлу.
Санадж сидела на холодном кафеле, вспоминая: вот она – девочка на ступеньках родного дома, мама шепчет ей на ухо сказки о духах, отец смеётся, а в окне уже темнеет и пахнет жасмином. Вот она – взрослая, в парижском метро, впервые решившая не подчиняться чужой воле. И вот сейчас: почти никто, почти призрак, с горящими от страха глазами.
Джон стоял на пороге, лоб рассечён, губы сжаты.Вдруг всё стихло. Несколько минут тишины, потом дверь ванной распахнулась.
– Уходи через окно, быстро. Они могут вернуться.
Она послушалась без споров, открыла узкое окошко на задний двор, и выползла наружу, поцарапав руки. Внизу, в тени мусорных баков, пахло тиной, гнилью, ночным Мумбаи. Джон последовал за ней, помог слезть с подоконника.