Слёзы Индии - стр. 19
– Я могу исчезнуть, – сказала она, пробуя мысль на вкус, но голос выдал усталость.
Он шагнул ближе, ботинки хрустнули на сухой земле, взгляд его был тяжёлым, как ржавчина на мосту.
– Не выйдет, – сказал он, почти шёпотом. – Они не отпустят.
Санадж почувствовала холод в груди, будто река за городом поднялась к её ногам. Она смотрела на Джона, но он уже отвернулся, вглядываясь в переулок, будто ждал новых теней. Секунда, две, а потом голос:
– Почему ты вообще это делаешь? Ты ведь мог просто пройти мимо.
Он опустил глаза и не сразу ответил.
– Мог, – произнёс глухо. – Но тогда бы не спал, уже однажды прошёл мимо, хватило.
В её взгляде промелькнуло что-то, не то благодарность, не то страх.
– Ты не должен был вмешиваться, – сказала она мягко, но с нажимом. – Это не твоя история.
– Уже поздно. Теперь и моя.
Они пошли молча. Джон чуть отставал, внимательно оглядывая улицу привычным взглядом, как охотник, выучивший все шорохи в джунглях.
У её подъезда Джон остановился, тень его фигуры легла на потрескавшийся асфальт, будто город сам следил за ними. Он подождал, пока Санадж откроет дверь, и только когда она шагнула к порогу, заговорил, голос низкий, как гул далёких рикш.
– Не открывай никому, помнишь? Ни друзьям, ни тем, кто притворится ими. Особенно если услышишь знакомые голоса. Только мне.
Санадж замерла, пальцы стиснули ключ, холодный, как кулон под рубашкой. Он говорил так, будто знал, кто крадётся за ней, но откуда? Она обернулась, вглядываясь в его лицо, где усталость мешалась с тенью старой раны.
– Откуда ты знаешь, что они сделают? – спросила она тихо, голос дрожал, но в нём звенела сталь. – Записки, голоса… Ты говоришь так, будто видел это раньше.
Джон отвёл взгляд, его рука чуть сжалась в кулак, словно удерживала слова, которые Мумбаи не прощает.
– Я знаю, в каком стиле они работают, – сказал он, почти шёпотом, будто город мог подслушать. – Записки, шёпот, тени у дверей. Если они уже пишут, то скоро придут. Им нужно тебя сломать, запугать, поэтому и пишут эти сообщения.
Санадж нахмурилась, сердце забилось быстрее, отзываясь на запах жасмина, принесённый ветром с улицы. Он не из их мира, но видел их тени – курьер, свидетель, кто он?
– Как ты это узнал? – настаивала она, шагнув ближе, глаза искали в его лице трещину правды.
Он усмехнулся, коротко, без тепла, будто смеялся над самим собой.
– Этот город учит тех, кто выживает, – сказал он, глядя на переулок, где тьма уже сгущалась. – Я видел, как они играют с людьми. Не спрашивай, где. Но твой кулон – их метка. Будь осторожна.
Когда дверь за ней захлопнулась, Джон ещё долго стоял в полутени, не шевелясь, будто ждал, пока город выдохнет. А в квартире Санадж позволила себе первый вдох за день. Воздух был неподвижным, тяжёлым, как варёное молоко, но её сердце билось с глухой настойчивостью, словно знало, что тени уже близко.
Ночь опустилась густо, без просветов, будто Мумбаи сам закрыл глаза. Санадж защёлкнула замки, задёрнула шторы, но город всё равно дышал за стенами – клаксоны, хлопки дверей, редкий смех, крики торговцев, и шёпот ветра, несущий угрозы и чужие тайны. Она сидела за столом, перекатывая кулон в ладони. Холодный металл, трещина в рубине, алое пятно света на стене – всё это было её клятвой и проклятием. Их метка. Что он знает, чего не говорит?