Славный судный день - стр. 8
– Хорошо, я понимаю, как тебе тяжело. Давай попробуем поговорить о чем-то более приятном? Как у тебя дела на работе? – видя, как искривилось мое лицо, Нора вздыхает и деликатно меняет тему. – А переезд в новую квартиру? На прошлой сессии ты упоминал, что получил по программе "Светлый дом" жилье в новостройке.
– Правительство Трех заботится о своих верноподданных, – но едкая усмешка в голосе пугает меня самого. Чувствую, как кровь отливает от лица, оборачиваюсь в испуге на Корпело, которая делает вид, что ничего не услышала. – Да, я… Получил ключи… Переехал со съемной. Быстро. Вещей у меня немного, так что обустраиваюсь практически с нуля.
– Это к лучшему. Начинать новую историю следует с чистого листа.
Хмыкаю. Не то чтобы я когда-то горел желанием начинать с чистого листа. Мне нравился наш дом в родном городе. Нравилось жить большой дружной семьей. Нравилось посещать лекции деда в университете и ходить вместе с ним в библиотеки. Удивительно, что память стерла близких – я даже не могу вспомнить цвета глаз матери, звучание смеха отца, длины волос сестер, да даже мимики деда. Я забыл их, но храню в памяти свои эмоции рядом с ними. Я забыл конкретные эпизоды, но из отдельных изображений стараюсь выстроить целостную картинку.
Воспоминания обволакивает дымкой. Они сумбурные и нечеткие. Образ деда возникает вместе с запахом старой бумаги, шелестом книжных страниц, которые наполнены диковинными узорами. Я не помню, но знаю, что голос деда становился мягче, когда он обращался к древним – Ушедшим, – богам; к тем, чьи имена, по его словам, не стоило произносить вслух. Нет, было можно вспоминать их как сказки, как занимательные и страшные истории, как персонажей – но верить в них и взывать к ним воспрещалось.
Иногда мне кажется, что память просто стерла родных, но оставила пробелы для чего-то чужого. И в эти пустоты лезут тени и шепоты, похожие на шелест ветра в тростнике, и говорят они на языке, которого не понимаю – но звучит он слишком уверенно и просит чрезмерно многого.
Не знаю, когда дед уверовал в Ушедших. Может, к старости лет ему стало проще воспринимать действительность, как воздаяние и кару за грехи прошлых поколений. Он был слишком умен, чтобы начать всерьез воспринимать сказки… Но он ведь начал. И, хуже того, стал это транслировать – и на лекциях в университете тоже. Итог был ясен сразу. Ни отец, ни мать не смогли помешать – и в итоге за помешательство деда расплатилась вся семья Арола.
И, пожалуй, нам даже была оказана определенная милость.
– Ты вновь молчишь. Это становится заметнее. И всё чаще, – недолгая пауза. – Скажи, Саймон, я правильно понимаю: чем больше фрагментов возвращается, тем сильнее ты стремишься отгородиться? Чем больше ты вспоминаешь, тем сильнее от меня закрываешься?
– Не думаю, Нора. Если быть откровенным… Чем дальше, тем больше всё путается. Всплывают чувства, состояния – иногда очень ярко. Но сами события, детали… Затираются. Как будто на место памяти приходят сны. Словно меняю фотографии на недолгие мороки.
– Хм… – женщина кивает, а затем быстро пишет на отрывном листе. – Это может быть реакцией на терапию или на фармакологию. Давай попробуем заменить один из твоих препаратов, ладно? Я назначу аналог, который, будет работать мягче. Мы адаптируем схему, чтобы ты постепенно начал чувствовать почву под ногами. Главное – не пытайся форсировать воспоминания. То, что ускользает, может быть не случайным. Иногда психика стирает то, что ещё рано вспоминать. Договорились?