Славный судный день - стр. 10

Налил крепкий быстрорастворимый кофе. Пах он сухой травой, дегтем и пылью, но до чего нравился мне его терпкий горький вкус! Вышел с чашкой к балкону, выглянул в окно.

Вернулся мыслями к Ларри и Маре. Я ненавидел °9-1-12-1-20, но для меня город явно делала лучше эта парочка, ставшая мне верными друзьями и заменившая семью. Мы познакомились спустя месяц после моего переезда. Стояла поздняя ночь. Я вновь страдал от бессонницы. Вернее, был разбужен около полуночи страшным кошмаром и не смог больше задремать; пошел бродить по городу, нашел какой-то круглосуточный спортивный бар, где крутили никому не интересные соревнования по стрельбе из лука – людей раз-два и обчелся; будний день, – никому, кроме одного парня, с жаром следящего за трансляцией. Его спутница, эффектная девушка с серыми глазами и темными волосами, наблюдала за ним, как за умалишенным, искренне недоумевая, откуда тот берет такой дикий азарт. Мне было интересно на них поглядывать. Комично они ругались и возмущались. Мою персону парочка заметила, только когда бармен слезно попросил нас покинуть заведение – "Мы до последнего клиента, ребят; смена семнадцать часов… Давайте вы потом придете посмотреть, а?" – и уже на улице решила со мной познакомиться. Спать никому не хотелось, и мы гуляли по городу до рассвета. Я стал невольным судьей тех ночных споров Лоренца и Марики; вернее, роль судьи мне была предоставлена, но слова я все равно не смог ввернуть в поток их дискуссии. Домой вернулся со спокойным сердцем, хотя и думал, что случайные собеседники просто станут новым воспоминанием. Но нет. Общение завязалось. Как-то само собой. Легко и непринужденно, словно встретил старых товарищей.

Ларри и Мара в то время являлись "друзьями с привилегиями", хотя, убежден, что она уже тогда была серьезно влюблена, просто сама себе этого не признавала. Почему? Ну, с одной стороны, думаю, ей не очень хотелось "обременять себя" отношениями. С другой – Марика Ранта, гордая девушка, никогда бы не простила, если бы Лоренц, сильно не обделенный вниманием прекрасных дам, выбрал бы не её. К тому же, делать первые шаги и признаваться в чувствах абсолютно не входило в привычные для нее рамки – она и сама купалась во внимании противоположного пола. Поэтому формат их отношений поменялся только тогда, когда очевидные вещи дошли до Ларри, и он сам сделал первый шаг.

Самое ироничное, что мне каждый раз удавалось уловить их чувства раньше них самих. Когда в один прекрасный день Лоренц вдруг осознал, что мечтает уехать в теплый климат, жить в окружении зелени на берегу океана, я понял: он полюбил Марику. Потому что мечты Ларри были вызваны вовсе не внезапным зовом Западных земель, а тем, что Мара до безумия хотела путешествовать по их красотам и посетить Теневые берега – острова, лежащие рядом с теми территориями. Она увидела фотографии и буквально заболела пейзажами необузданной дикой природы. Желания Лоренца не рождались открытиями Марики. Желания Лоренца рождались необходимостью следовать за ней.

Для меня Диллон был настоящей опорой, старшим братом – он всячески старался поддерживать в трудные времена, сопереживал эмоциональным волнениям, хотя не всегда понимал их глубину. Ларри (да и Мара) догадался о проблемах моей семьи с политической полицией, но никогда напрямую не спрашивал. Не думаю, что он стремился обезопасить себя – Лоренц Диллон безрассудный смельчак, – но точно не хотел ставить меня в затруднительное положение болезненным воспоминанием, страхом вновь оказаться на грани или попросту ненужными объяснениями.